Сатанинские стихи

— Я прожила здесь всю свою жизнь, — напомнила она ему. — Поэтому только я вправе говорить.

Насрин Чамчавале было откровенно наплевать на судьбу старого места.

— Одной высоткой больше, одним маленьким кусочком старого Бомбея меньше, — передёрнула она плечами. — Какая разница? Города меняются.

Она уже готовилась вернуться в Пали-хилл, снимая со стен коробки с бабочками, собирая птичьи чучела в холле.

— Пусть всё идёт как идёт, — сказала Зинат Вакиль. — Ты всё равно не смог бы жить в этом музее.

Без сомнения, она была права; стоило его развернуть лицом к будущему, как он принялся ходить кругами и сожалеть о конце детства^{1436}.

— Я должна встретиться с Джорджем и Бхупеном, ты их помнишь, — сообщила она. — Почему ты не идёшь? Тебе нужно приобщаться к городу.

Джордж Миранда только что закончил документарный фильм о коммунализме, проинтервьюировав индуистов и мусульман с убеждениями всевозможных оттенков. Фундаменталисты обеих религий немедленно принялись требовать судебного запрета^{1437} на демонстрацию фильма, и, хотя бомбейские суды отклонили их иск, дело дошло до Верховного Суда. Джордж, ещё более щетинистый, длинноволосый и пузатый, чем помнил Салахуддин, потягивал ром в Пьянчужке Дхоби Талао^{1438} и стучал по столу пессимистичными кулаками.

— Это Верховный Суд имени Шах Бано^{1439}, — кричал он, апеллируя к печально известному случаю, когда, под давлением исламских экстремистов, Суд постановил, что уплата алиментов противоречит воле Аллаха, сделав, таким образом, индийские законы ещё реакционнее, чем, например, пакистанские. — Так что у меня мало надежды.

Он печально покручивал восковые мыски своих усов. Его новая подруга — высокая, тонкая бенгальская женщина с подстриженными волосами, несколько напоминавшая Салахуддину Мишалу Суфьян — выбрала этот момент, чтобы напасть на Бхупена Ганди за вышедший сборник его стихов о посещении «маленького города храмов» Джеджури^{1440} в Западных Гатах^{1441}. Стихотворения были раскритикованы правыми хинду; один знаменитый южно-индийский профессор заявил, что Бхупен «утратил своё право называться индийским поэтом», но, по мнению молодой женщины, Сватилекхи, Бхупен был склонен религией в опасную двусмысленность. Искренне потрясая седыми волосами, лунолико сияя, Бхупен защищался.

— Я сказал, что единственный урожай в Джеджури — каменные боги, приходящие с холмов. Я говорил о легендарных стадах, пасущихся на косогорах под звон своих священных колокольчиков. В этих образах нет ничего двусмысленного.

Сватилекху это не убедило.

— В наши дни, — настаивала она, — мы должны выражать свою позицию с хрустальной ясностью. Любые метафоры могут быть вольно истолкованы.

Она предложила свою теорию. Общество организуется тем, что она назвала великими повествованиями: историей, экономикой, этикой. В Индии развитие коррумпированного и закрытого государственного аппарата «исключило человеческие массы из этического проекта». В результате они ищут этического удовлетворения в старейшем из великих повествований, то есть в религиозной вере.

— Но эти повествования управляются теократией и всевозможными политическими элементами совершенно регрессивным методом.

Бхупен возразил:

— Мы не можем отрицать вездесущность веры. Если мы пишем так, чтобы предосудить эти верования как заблуждения или ложь, то не виновны ли мы в элитизме, в навязывании массам нашей картины мира?

Сватилекха оставалась презрительна.

— Индия сегодня разделилась на два фронта, — воскликнула она. — Догматичное против рационального, свет против тьмы. Тебе надо бы получше выбирать, на чью сторону становиться.

Бхупен сердито поднялся, чтобы уйти. Зини успокоила его:

— Мы не можем позволить себе раскола. Там этого и хотят.

Он сел снова, и Сватилекха поцеловала его в щёку.

— Прости, — сказала она. — Слишком много университетского образования, постоянно говорит Джордж. На самом деле я люблю стихи. Я всего лишь обсуждала случившееся.

Бхупен, умиротворённый, игриво щёлкнул её по носу; кризис миновал.

На этот раз они встретились с Салахуддином, собираясь обсудить своё участие в замечательной политической демонстрации: формировании человеческой цепи, которая должна была протянуться от Врат Индии^{1442} до самых северных окраин города, в поддержку «национальной интеграции». Именно такую цепь Индийская коммунистическая партия (марксистов) недавно с большим успехом организовала в Керале.

— Но, — возразил Джордж Миранда, — здесь, в Бомбее, это будет совершенно другое дело. В Керале КП(М) имеет влияние. Здесь, с этими мерзавцами Шив Сены у власти, мы можем ожидать любого преследования, от полицейского обструкционизма^{1443} до организованных нападений толпы на сегменты цепи — особенно когда она будет, как и положено, проходить через укрепления Сены в Мазагуне^{1444} и тому подобные места.