Сатанинский дар

– Не называйте меня Стёпа!!! – донесся из телефона раздраженный голос, однако уже через секунду более спокойно произнес: – Лучше Степан.

– Извини, Степан, – сказал Ващук, указывая Коврову на экран автоматического определителя номера, где высвечивался номер, с которого звонил Судаков.

Ковров быстро прохрамал к компьютеру, чтобы выяснить, кому принадлежит данный номер, а Ващук продолжил:

– Я немного не понимаю сути твоего предложения…

– Сформулирую иначе: вы не мешаете мне, я не беспокою вас.

– Тогда у меня сразу возникает другой вопрос: в чем мы не мешаем тебе?

– Товарищ лейтенант, я очень рекомендую вам принять это предложение!

– Звучит как угроза… – заметил Ващук.

– Это и есть угроза! Так предложение принято?

– Мне кажется, Степан, это не телефонный разговор…

– Я вас предупредил!..

Связь оборвалась, и в тишине дежурного помещения продолжали звучать только короткие гудки, однако буквально через три-четыре секунды смолкли и они. Лейтенант Ващук даже не стал перепроверять, есть ли телефонная связь, а только отключил внешний микрофон и положил трубку на бесполезный сейчас телефонный аппарат.

– Он звонил из дома! – сообщил Ковров, и при этих словах сержант Лобенко соскочил со своего места наблюдателя на подоконнике, резонно предположив, что сейчас немедленно следует отправляться в дом Судакова и брать его тепленьким. Ковров тоже отошел от компьютера, явно, несмотря на рану на бедре, желая принять участие в операции.

– Мне кажется, не стоит отправляться туда, – заметил Андрей.

– Думаешь, ловушка? – задумчиво глядя на телефоный аппарат, произнес лейтенант.

– Мы зайдем к нему в дом, а там – отец Никитий или Дима Редкович считает: «Девять, восемь, семь…» Ну и после единички – ба-бах!!!

– Но ведь Редкович в морге?! – не согласился было Ковров, но потом махнул рукой, сообразив, что самолично имел опыт общения с двойником повесившегося отца Никития, так что шансы увидеть бродящего по городку с ружьем под полами длинного плаща Диму Редковича весьма велики, даже несмотря на то, что тело его лежит в морге.

– Сержант, – обратился Ващук к Лобенко, – отправляйтесь к дому Судакова. Только внешнее наблюдение!!! Докладывайте… – лейтенант хлопнул себя по лбу, вспомнив, что радиосвязь отсутствует.

– Я поеду с ним! – предложил эксперт и, улыбнувшись, добавил. – Я в хорошей форме, если что – побуду гонцом.

– Хорошо, – кивнул лейтенант, – но в дом не лезьте! Сделаем это с наступлением темноты.

– Если увидим Судакова, брать? – спросил Лобенко уже на выходе.

– Да, но: осторожно, четко и жестко! В наручники и сразу сюда…

– Мне кажется, не стоит делать этого, – заметил Андрей.

Со стороны это звучало довольно смешно, потому как буквально пару минут назад он произнес похожую фразу по поводу немедленного выезда в дом Судакова. Но в его словах был смысл. Так, во всяком случае, он считал. И, судя по тому, что на него не посыпались возражения, о его словах серьезно задумались многие.

– Но тогда получается тупиковая ситуация, – заметил эксперт.

Андрей согласно кивнул. Ситуация действительно была тупиковой. И странной. Как и всё, происходящее в Узинске. Паматуя о том, какими возможностями наделен Стёпа Судаков, и что он может заставлять делать людей, задерживать его было крайне рискованно. Он наверняка мог заставить совершающих его задержание просто застрелить друг друга. Но с другой стороны, не сидеть же им, сложа руки и не мешая ему, как он, в общем-то, и предлагал?!

Андрею почему-то вспомнилось одно, естественно шутловое, правило выжания героя фильма-ужасов: «Всегда носите с собой несколько пистолетов и побольше паторонов со смещенным центром тяжести. Стреляйте во всё, что движется. Всё время. Потом разберетесь».

Но не мог же он серьезно предложить сержанту и эксперту немедленно застрелить Судакова, как только тот появится в поле их зрения?!

А тут еще Андрей обратил внимания, что все уже, наверное, с полминуты внимательно смотрят на него, словно ожидая четкого и ясного совета. Но он не собирался делиться ни с кем этой дикой мыслью!!! А других у него, в общем-то, и не было…

Густые сумерки накрыли Узинск своей полупрозрачной вуалью. Мир изменился: очертания каких-то предметов остались по-прежнему узнаваемы, но большая часть просто превратилась в плоские темные силуэты. Деревья вдоль пустынных улиц стали шеренгами могучих великанов, заборы – глухими рядами крепостных стен, дома – темными прямоугольниками с желтыми глазами-окнами, припаркованные машины стали похожи на притаившихся в тени монстров, и только там, где зажглись фонари уличного освещения окружающих предметов не коснулись эти сумеречные метомарфозы.