Жук, источая гнилой смрад, приблизился к своей жертве вплотную и сжал её в смертельных объятиях. Акош, бессильно махавший руками и ногами, оказался в воздухе – шестиногий монстр, явно собираясь отобедать человеческой плотью, подносил его к угрожающего вида пасти, из которой торчали изогнутые клыки длиной в локоть, острые, как иглы. Устрашающего вида голова оказалась настолько близко, что её можно было рассмотреть в мельчайших деталях, столь гадких, что разум отказывался поверить увиденному. Тёмно-коричневая, почти чёрная, кожа напоминала по виду резину, от её горячей поверхности шли зловонные испарения, ударявшие в нос своим убийственным запахом. Пасть далеко выдавалась вперёд, как у хищных зверей, однако её ребристая, кожистая поверхность выглядела столь непривычно и чуждо, что исходящая от исполинского противника угроза была, скорее, чем-то, что появилось на белый свет откуда – из самых глубин преисподней. Заглянув в неестественно большие, выпирающие в стороны округлые глаза, Акош получил тому подтверждение. Разделённые на миллионы маленьких многоугольников-фасеток, те загадочно поблёскивали в темноте. То и дело один из участков глаза оказывался на свету, пуская необычные отсветы; присмотревшись, Акош улучил подходящий момент и смог различить картинку внутри. Однако вместо собственного отражения он увидел там зрелище, от которого едва не лишился сознания – отражая мысли исполинского насекомого, там виднелось обнажённое мужское тело, методично расчленяемое мощными челюстями и постепенно перевариваемое в полупрозрачном желудке. Акош не выдержал и закричал. Потом лицо его словно сжало стальными тисками; он почувствовал, как кожу и кости медленно протыкают длинные, тонкие клыки. Крик Акоша становился всё громче, пока на него не обрушилась тьма.
Сознание возвращалось очень медленно, как утренний лучик света, робко шарящий в потёмках. Наконец, Акош почувствовал, что он всё ещё жив. Чудовищная боль, от которой буквально разламывалась голова, была прямым тому подтверждением, так как мертвецы не способны ощущать боль. Акош, напрягшись, пошевелился – и понял что лежит ничком в куче мусора. Грязь набилась в рот, в ноздри – и даже в уши. Когда он смог, наконец, приподняться и встать на четвереньки, непреодолимое желание проблеваться, охватившее его естество с самых первых мгновений, взяло верх, и Акоша вырвало. Тогда, почувствовав некоторое облегчение, он встал и, пошатываясь, пошёл к своему подъезду, с каждым стоном посылая мысленные проклятия Липоту, который, несомненно, был причиной происшедшего. На ходу Акош ощупал себя, проверил карманы. Бумажник, мобильный телефон, золотые украшения – всё было при нём, значит, с момента падения, о котором свидетельствовала запёкшаяся кровь на голове, прошло совсем немного времени, что подтвердили часы, оказавшиеся в рабочем состоянии. Шатаясь, он вошёл внутрь, и, держась одной рукой за перила, начал медленно, одну за другой, отсчитывать ступени, которые, наконец, привели на второй этаж, в родную квартиру. Отперев дверь своим ключом, Акош, не отвечая на расспросы супруги, прошествовал в спальню и, едва сняв куртку, рухнул на постель, даже не разуваясь, чтобы проспать почти двенадцать часов подряд.
7
В Трнаве они были ещё до полудня. Рейсовый микроавтобус, следовавший через Чахтицы3, доставил Энё и Клару в эту вполне заурядную деревеньку, известную миру лишь из-за её былой госпожи, графини Надашди, урождённой Батори, или, как упрощали любители книг о вампирах, графини Дракулы.
– Туристы? – спросил по-венгерски занимавший соседнее сиденье мужчина, судя по всему, местный житель. Его тёмное от загара лицо, прорезанное ранними, но глубокими морщинами, и мозолистые руки с грязью под ногтями свидетельствовали о том, что он, как и его предки, был крестьянином. Бросив взгляд на опустевшие пластиковые пакеты и сумки, сложенные в одну, выглядевшую получше и почище прочих, Энё пришёл к выводу, что их владелец, должно быть, возил выращенный им товар на продажу в Трнаву.
– Да, хотим увидеть вампиров, – ответил Энё, чуть улыбнувшись.
– Вампиров там сейчас, считай, и нет. Едут, правда, разные гниды, вроде сатанистов, молятся там чёрным козлам и прочей нечисти…
Крестьянин не договорил – правая ладонь Энё, описав широкую дугу, опустилась ему на спину. Послышался звучный шлепок. Кто-то из пассажиров бросил любопытный взгляд через плечо, но тут же отвернулся. Энё, не мешкая, наклонился через проход и вдавил собеседника лицом в подголовник кресла из переднего ряда. Когда тот попробовал сопротивляться, он встал и, сменив руку, удерживавшую захват, опустил правую в карман куртки, где у него находился пружинный нож. Щелчок выбрасываемого лезвия, даже не видимого со стороны, прозвучав неестественно громко, принудив противника покорно обмякнуть.
– Что там происходит? – спросил по-словацки водитель. Энё, разобравший, скорее, суть вопроса, нежели слова, широко улыбнулся в ответ и, по-приятельски хлопнув крестьянина по плечу, выпрямился.
– Мадьяры! – ответил он. – Мы – просто мадьяры.