Энё умолк, подозрительно скосив взгляд на Октаву. Тот, перепугано глядя на взрослого снизу вверх, сразу же понял, что имеет дело не с каким-то слизнем. На Энё были начищенные до блеска кожаные туфли, новенькие чёрные джинсы, тёмная рубашка с тонкими белыми полосками на воротнике – и куртка из великолепной чёрной кожи, считавшаяся главным отличительным признаком настоящего
– А это кто? – Тон, максимально презрительный и гневный, поверг Октаву в полное замешательство.
– Да, – Андраш неопределённо махнул рукой. – Октава. Он меня учительнице школьной сдал. Сказал, что я с урока сбежал.
– Стукач? – возмущению Энё не было предела. Выпучив глаза, он приблизился к Октаве и угрожающе навис над совершенно парализованным от страха мальчиком. – Да ты знаешь, что с такими вообще делают?
Андраш подошёл и стал между ними, делая вид, что защищает одноклассника.
– Вот как раз объясняю, но он вообще идиот какой-то…
– Типа, честный? Компартия? – Энё рассмеялся. – Слушай… Октава, да?
– Октава, в общем, – отозвался тот сквозь слёзы.
– Если ты честный, то ты не должен сдавать друзей, – будто объясняя прописную истину, Энё придал своему лицу нравоучительное и даже слегка доброжелательное выражение.
– Да не друг он мне…
– Значит, враг? – Энё такие слова привели в ярость. Сделав шаг вперёд, чтобы угрожающе нависнуть над Октавой, он развёл руки в стороны резким жестом, а потом сжал их в кулаки. – Враг, да? Так знаешь, что с врагами делают? Нет, я конечно, тебя не трону, ты же малолетка, но я постою рядом и буду других стукачей отгонять, пока Андраш из тебя всё дерьмо не выбьет. Пока ты тут без зубов не останешься и не начнёшь кровью на асфальт харкать.
Андраш тут же выступил у него из-за спины и сильно толкнул Октаву, отчего тот едва не упал.
– Вот видишь, что значит пацана врагом назвать? Так… постой, Андраш, я вижу, что он действительно чего-то не понимает – кто их только воспитывает сейчас… Постой, я тебе говорю! – Энё заслонил Октаву грудью, дав тому возможность почувствовать, что всё справедливо – и неписаные законы улицы могут даже работать в его пользу. Потом он обернулся к Октаве и сурово посмотрел в его карие, наполненные страхом, глаза.
– Ну, понимаешь теперь, что значит врага себе завести? Что значит предателем стать?
– Я ему всю рожу разукрашу, – Андраш смачно сплюнул на асфальт.
– Не лезь! Он, вроде, умный, может, и на словах поймёт. Кто знает, вдруг он станет кем-то, полезным людям – учёным или ещё там кем…
– Мой папа – профессор… – выдавил Октава ломающимся голосом.
– Вот видишь. Ну, если умный и не хочешь мозги потерять, то нормально извинишься. Не кровью, но деньгами – папа вроде не из бедных, правда?
– Н-нет, – проблеял Октава.
– Ну и ладно. Всё, я вас оставляю, дальше сами договоритесь. Андраш, – Энё строго посмотрел на пацана, и, заметив, что Октава не видит выражения его лица, чуть улыбнулся краешками губ. – Узнаю, что ты его без причины бьёшь – голову оторву.
Закурив на ходу, Энё пошёл к Силарду. Свою долю с дани, взымаемой со школьников, он уже получил. То, что удастся сегодня вытрясти из Октавы, станет исключительно добычей Андраша – а ему пора. Организм его, зависимый от выжимок из маковой соломки, требовал очередной дозы, деньги на которую сейчас уютно пристроились в левом кармане джинсов. Энё улыбнулся яркому апрельскому солнцу и зашагал быстрее, чувствуя, как пот начинает собираться у подмышек, пропитывая рубашку. Он мысленно выругался – Клара опять будет недовольна, ведь она не любит стирать. Чёрт, она вообще ничего не любит делать! Вечно смотрит телевизор или лежит в кровати и курит, впав в наркотический транс.
Мир, в котором он жил, был населён персонажами столь отвратительными, что порой ему хотелось оказаться где-то далеко, в другой стране, где у него есть волшебная сила, с помощью которой можно разрешить любые проблемы. Энё почти ничего не помнил о том времени, когда на этой почве у него случился первый срыв. Клара, если ей, конечно, можно доверять в таких обстоятельствах, уверяла, что он бился головой о стену и рвал на себе волосы, крича, что убил Люцифера. Потом его забрала «скорая» и началось лечение – он каждый раз вздрагивал, вспоминая часы, проведённые под воздействием препаратов, призванных излечить его. И всё же воспоминания, несмотря ни на что, остались – копьё Христа, пронзившее грудь Люцифера, его демоническое тело, летящее, кувыркаясь, навстречу водам Дуная… Он помнил всё. Но уже не верил в это.