– Пока нет, но полагаю, что когда вернется мой агент, я получу ответ на этот вопрос.
– Хорошо, держите меня в курсе, – сказал президент и вновь поддался эйфории: – Что ни говорите, дорогой Смит, но быть американцем в наши дни здорово. Мне все равно, во что нам обойдется поиск украденных драгоценностей. Затраты себя оправдывают.
– Наверное, это немалое бремя для бюджета страны, сэр.
– Перестаньте, Смит. К чему трястись над несколькими миллиардами, если они себя окупают? Сколько миллиардов мы списываем неизвестно на что!
– Я понимаю, сэр, – сказал Смит и повесил трубку.
Вернувшись в «Вистана вьюз», Римо обошел квартиру, проверяя, не забыл ли что-нибудь. Очень скоро он навсегда покинет Америку. Последнее задание выполнено. С минуты на минуту здесь появится Смит, чтобы выслушать его последний отчет.
Римо было грустно, хотя он и не понимал почему. Было нечто символическое в том, что его последним пристанищем в Америке стала эта квартира возле Эпкотовского центра, созданного компанией Уолта Диснея. Вся его жизнь чем-то смахивала на приключения Микки Мауса.
Выиграла ли что-нибудь Америка от его трудов? Выиграл ли он сам что-нибудь? Единственное, что он приобрел за все эти годы, так это совершенное владение своим телом и разумом.
Чиун всячески старался подбодрить своего ученика, рассказывая ему о славных королевских династиях, о том, как приятно служить диктаторам и тиранам. Как, напротив, неприятно находиться в подчинении у Смита, который почему-то стыдится своих подданных, замалчивает их деяния, да и сам старается держаться в тени. Зато в стране истинного тирана ассасины всегда на виду, их чтят, ими гордятся.
– Да, это здорово, – поддакнул Римо, но на душе у него было мерзко, он чувствовал себя ненужной вещью, которую вот-вот должны выбросить на свалку.
– Ты грустишь, Римо. Великий Ван понял бы тебя. Такое случается со всеми Мастерами Синанджу, даже с самыми знаменитыми.
– С тобой тоже это случалось, папочка? – спросил Римо.
– Нет, ни разу в жизни.
– Почему же?
– Видишь ли, каждый человек имеет основания для недовольства собой. Но я всегда оценивал свою жизнь в целом. Как учил Великий Ван: «Не суди о своей жизни по отдельным поступкам, как это делают люди Запада, а взгляни на весь пройденный путь». Если даже всю оставшуюся жизнь я буду допускать сплошные ошибки и промахи, мне все равно уготовано почетное место в истории Синанджу.
– Значит, мы с тобой устроены по-разному. Я чувствую себя так, словно земля ни с того ни с сего ушла из-под моих ног.
– И опять-таки Великий Ван сказал: «Всякому совершенству предшествует сознание несовершенства, а посему хуже всего человек чувствует себя перед тем, как поднимается на новую высоту». Именно это и происходит с тобой, Римо. Ты готовишься преодолеть новый рубеж, и мы должны быть благодарны за это судьбе.
– Великий Ван, Великий Ван... Не понимаю, почему, черт возьми, его считают таким великим. Помимо него существовало множество других Мастеров Синанджу. Я читал о них.
– Ты еще не дорос до этого. А теперь поторапливайся. С каждым днем в мире остается все меньше тиранов. Их постоянно свергают.
– Почему ты считаешь, что Ван действительно великий? Он был мудрее твоего отца?
– Нет, я мудрее моего отца.
– Как же тогда прикажешь тебя понимать?
– Когда ты достигнешь определенного уровня совершенства, ты увидишь Великого Вана.
– Разве он жив? Или его нетленный дух все еще пребывает в мире?
– Нет. Но он живет в величии Синанджу. И когда ты поднимешься на новый уровень совершенства, ты увидишь его.
– Скажи хоть, как он выглядит.
– Пожалуй, немного грузен, но он сказал мне, что я чересчур худ, и мне пришлось по его совету набрать полторы унции.
– Ты действительно разговаривал с ним?
– Да, это становится возможным, когда преодолеешь определенный путь. Сейчас ты в самом начале этого пути.
– И ради этой чепухи я должен покорять очередную вершину? Мне вполне хватает того, что я уже умею.
– Ах, как ужасно, когда твой воспитанник, которого ты лелеял, как родного сына, вонзает тебе в сердце острый нож, возвращаясь к замашкам белого человека! Теперь я понимаю, почему белая раса никогда не достигнет подлинного величия.
– Если ты хочешь освободиться от меня, папочка, так и скажи.
– Ба, какие мы сегодня раздражительные! – усмехнулся Чиун.