Сатанисты ХХ века

- Обидеть меня не обидели, но, признаюсь, привели в сильное недоумение вопросам о моей религии. Я положительно не знала, что ответить… И, может быть, сказала бы что-нибудь очень глупое, или неловкое, если бы Лилиан, по счастью, не ответила за меня: “Ну, конечно, все немцы - протестанты” - чему я не возражала, так что разговор перешёл на другой предмет. Но, вернувшись домой, я решила спросить тебя, что мне отвечать на подобные расспросы.

Лео засмеялся, разглаживая локоны своей возлюбленной, вспыхивавшие красно-золотым блеском, когда косой луч заходящего солнца, пробираясь сквозь занавес цветущих глициний и климатит, ложился на прелестную головку Гермины.

- Отвечай правду! - произнес он коротко.

Гермина всплеснула ручками, на тонких пальчиках которых ослепительно сверкнули драгоценные кольца…

- Легко тебе говорить: “отвечай правду”, а каково-то мне, что я такое?

- Ну и говори, что ты еврейка, - так же коротко перебил Лео.

- Да ведь я же графиня Розен! - с комическим отчаянием вскрикнула Гермина, - как же могу быть еврейкой?

- Ну не говори вздора! Мало ли графинь и графов из евреев в Европе…

- Из евреев… Да не евреев! - настойчиво повторила Гермина. - Как я объявлюсь жидовкой, как пойду в синагогу, когда мои новые друзья, с которыми ты сам велел мне сойтись возможно ближе, говорят о жидах с таким презрением, больше скажу, с такой злобой, что… слушать больно…

Лорд Дженнер нахмурился.

- Вот как? - тихо произнёс он. - А по какому же поводу зашёл этот… антисемитский разговор, Гермина?

- По поводу какого-то сахарного завода, который будто бы только что оттягал какой-то сенатор Кон у одного из родственников маркиза - у того самого, которому вы давали сегодня прощальный обед в клубе… С этого и разговор начался. Тут старый маркиз назвал этого сенатора Кона “жидовским ростовщиком”. А молодой маркиз прибавил: - “все жиды такие же”… А маркиза Лилиана докончила, назвав евреев “гнусными кровопийцами”, с чем согласились и все дамы, не исключая маркизы Маргариты, которая промолвила, что они заслуживают названия врагов человечества и развратителей христианского мира!…

Лорд Дженнер нахмурил тонкие чёрные брови. Его красивое бледное лицо вспыхнуло гневом, и чёрные глаза сверкнули.

- Сосчитаемся! - прошептал он так тихо, что Гермина не расслышала; она продолжала:

- Ты понимаешь, Лео, что после подобных суждений о жидовстве я не решилась признаться в своем происхождении… тем более, - оживлённо прибавила она, - что с тех пор как я люблю тебя, я считаю себя уже не еврейкой. Ты помнишь, что я сказала тебе на море: “твоя вера - моя вера” - прошу тебя только об одном, укажи мне, какому богу служить и какой храм посещать вместе с тобой?

Прелестные глаза Гермины смотрели в красивые глаза англичанина с такой трогательной доверчивостью что он смутился.

Лицо его приняло серьёзное выражение. Наступила минута сказать правду этому ребёнку, открыть ей вещи… быть может, страшно испугающие её… Надо было решиться посвятить Гермину - сколько этого требовала настоятельная необходимость.

Лорд Дженнер решился…

- Скажи мне, слыхала ли ты когда-нибудь о масонах?… Гермина улыбнулась той самодовольной улыбкой, какой ребёнок, твёрдо выучивший урок, отвечает учителю.

- Конечно, знаю… Я ведь недаром была подругой Ольги Бельской и много слыхала о масонстве…

- Хорошего или дурного, мышка?

- И того и другого, Лео… Ольга почему-то боялась масонов, ты это знаешь из её процесса. Она уверяла, что масоны убили её жениха, профессора Гроссе… Но принц Арнульф говорил, что это все вздор, что он сам масон и знает, что масоны высокодобродетельные люди.

Чёрные глаза Лео впились в розовое лицо “графини” Розен.

- А если бы твоя подруга, Ольга Бельская, была права?… Если бы масоны действительно убили профессора, убили за измену и предательство, что бы ты тогда сказала о них?…

Гермина с таким детским недоумением широко раскрыла свои прелестные глаза, что Лео невольно улыбнулся…

- Зачем ты меня спрашиваешь о таких вещах, Лео?… Какое мне дело до масонов?…

- А если бы я принадлежал к числу их? - медленно ответил лорд Дженнер.

- Ну что ж… Пусть будет так. Это не меняет моих чувств к тебе! - тихо произнесла она, не опуская глаз, но заметно бледная.

- А если… если убийство профессора - правда. Если я сам… слышишь, Гермина, - я сам был одним из приговоривших изменника к смерти. Что ты скажешь тогда?… Сохранишь ли свою любовь к человеку… с окровавленными руками?

Смертельная бледность покрыла нежное личико Гермины, а её кудрявая головка бессильно склонилась…

- Я не умею лгать, Лео, - прошептала Гермина. - Я всегда говорила правду всем, даже моей мамаше, - наивно добавила она. - И тебе скажу правду… Мне не легко будет привыкнуть к мысли обо всём, что ты мне сейчас передал, но всё-таки я люблю тебя по-прежнему…

Лорд Дженнер с нежностью взглянул на молодую женщину.

- Гермина, ты лучше, чем я думал - медленно произнёс он. - Я знал, что ты меня любишь, но не ожидал такой сознательной и глубокой любви… Благодарю тебя, Гермина.