“Безмерно тронутая любезностью барона Альфреда Цвейфуса, артистка Ольга Бельская столь же безмерно огорчена невозможностью принять его любезное предложение за неимением времени. Но зато она с особенным удовольствием сохранит присланный ей сувенир на память о деликатном внимании г. барона”.
Общий смех приветствовал остроумный ответ молодой артистки, которая поспешно вложила записку в конверт и, позвав “одевальщицу”, послала её передать записку привратнику для немедленного вручения по адресу.
Оба англичанина переглянулись. Но в эту минуту раздался голос помощника режиссера, напоминающий о скором конце антракта, и артистка попросила “дорогих гостей” удалиться, чтобы позволить ей приготовиться к четвертому акту.
- Ах, милочка, какой он душка! - вся раскрасневшись от волнения, прошептала Гермина, бросаясь обнимать свою старшую подругу. Та грустно улыбнулась.
- Постарайся позабыть об этом хоть до конца пьесы. Помни только то, что тебе ещё два акта сыграть надо.
- Ох, Оленька, чего мне бояться? Моя роль пустяки, а твой успех уже решен.
Бельская ласково провела рукой по блестящей красноватой головке своей подруги.
- Все это так, Герми, но не забудь, что “вечер надо хвалить, когда утро настанет”.
Распростившись с “интендантом” и директором драматической школы, Мейленом, английские путешественники медленно возвращались на свои места. Оба казались задумчивы.
- Да, интересная особа, эта русская актриса! - заметил барон Джевид. - Умна и с характером! Такие могут быть очень полезны…
- Или очень опасны… - перебил лорд Дженнер. - Мне несравненно больше нравится другая дебютантка. Это действительно дитя, тесто, из которого можно вылепить все, что угодно.
- Или ничего! - насмешливо вставил лорд Джевид. - Не забудь, что тесто обладает способностью расплываться, причём сглаживается всё, что на нем было написано.
- Всякое тесто можно заключить в форму, - с оттенком досады отрезал Дженнер. - Тогда как твоя русская Геро кажется мне степной кобылицей, не очень-то легко поддающейся выездке.
- Ну, это ещё посмотрим, дружище! Во всяком случае, она стоит того, чтобы попытаться. А для этого прежде всего надо залучить её в Америку.
- Что не так-то легко после сегодняшнего успеха Геро. Ты видел, в каком восторге его сиятельство “интендант”, да и печать расхвалит русскую дебютантку.
Барон Джевид пожал плечами.
- Печать в наших руках, да, кроме того, мало ли задач, подобных этой, приходилось мне разрешать! Предоставь это дело мне, дружище.
- Как хочешь, я только прошу тебя не предпринимать ничего относительно Гермины, не предупредив меня, - серьёзно заметил Дженнер.
- Эта девочка тебе нравится - тем лучше. В твоих руках она всегда останется в нашем распоряжении.
Чёрные брови лорда Дженнера мрачно сдвинулись, однако он ничего не возразил.
В коридоре было слишком много народу, чтобы продолжать интимный разговор. А пока они дошли до своей ложи, занавес уже поднялся для 4-го действия.
Кончилась пьеса. Умолкли последние рукоплескания. Выслушаны последние поздравления и комплименты.
Счастливые, усталые и взволнованные, смыли дебютантки белила и румяна с прелестных свежих лиц и, переодевшись в простые тёмные платья, медленно переступили за порог актёрской лестницы в новом Бург-театре.
За дверями их встретило громкое “браво” целой толпы поклонников, по обыкновению осаждающих выход артистов. Тут были и товарищи по консерватории, и газетные репортёры, и блестящие аристократы, представители военной и штатской “золотой” молодёжи, интересующейся той или иной артисткой.
Посреди восторженных приветствий Бельская села в заранее нанятую коляску и усадила возле себя Гермину, которую обещала лично отвезти к матери, уехавшей до конца спектакля по какому-то необыкновенно “важному делу”.
Лошади тронулись. Извозчик медленно поехал среди расступившейся толпы. В коляску полетели цветы.
Десять дней спустя в небольшой квартирке Бельской хорошенькая Гермина Розен горько плакала, прильнув кудрявой головкой к плечу старшей подруги.
- Нет, нет, я не переживу этого разочарования! - твердила она. - После всего, что было, после такого невиданного успеха, как твой, после формального обещания самого “интенданта” и вдруг… отказ! Отказ в третьем дебюте! Это неслыханное оскорбление! И я не понимаю, как ты можешь оставаться спокойной, Ольга!?
- Приходить в отчаяние никогда не следует, особенно в тех случаях, когда ничего ужасного, в сущности, не произошло…
- Что ж, ты находишь естественным отказ в третьем дебюте после твоего успеха в первых ролях? После всего, что о тебе писал Шпейдель?
Ольга улыбнулась, но улыбка вышла невесёлой.
- Доктор Шпейдель был очень добр ко мне и расхвалил выше меры, но другие критики находят, что я недостаточно правильно говорю по-немецки. Может быть, они и правы.