Сатанизм для интеллигенции

Истинные мистики не прячут тайн, а открывают их. Они ничего не оставят в тени, а тайна так и останется тайной. Зато мистику-дилетанту не обойтись без покрова таинственности, сняв который находишь нечто вполне тривиальное.1637

Г. К. Честертон

Не находя подтверждения оккультным доктринам в церковных книгах, теософы обращаются к церковному преданию, в котором, по их мнению, устно хранились некоторые знания, которые не доверялись бумаге. И эти знания как раз и должны быть, по их мнению, оккультными.

Действительно, в раннем христианстве (да и позднее) почитались два авторитетных источника веры: Писание и Предание. Действительно, в жизни ранних христианских общин было нечто, что считалось даже более ценным, чем Евангельские книги.

Но в этой Тайне древних христиан не было ничего, чем можно было бы прокомментировать те постулаты «Живой Этики» или «Тайной Доктрины», которыми они отличаются от церковного христианства. Если бы дело обстояло иначе, не пришлось бы Блаватской в поисках околохристианской «эзотерики» обращаться к офитам и иным гностикам, которые были самыми ранними и самыми опасными врагами христианства, а отнюдь не выразителями апостольской веры1638.

«В гностической литературе можно найти указания, что именно во время таких посмертных появлений Христос передавал ученикам тайны потустороннего мира», – пишет Елена Рерих1639. В гностической, антицерковной литературе – да. Но ведь не в христианской же! И, кстати, как всегда, непонятно, – если эти «тайны» важны для спасения людей, почему Спаситель их скрыл от остальных?

Если бы дело обстояло так, как хотят теософы, – они могли бы каждый свой не-евангельский постулат комментировать текстами древних Отцов Церкви. К их сожалению, даже из Оригена нельзя сделать иллюстратора оккультных доктрин (лишь две его идеи они могут использовать: возникновение материи в результате падения духов и перевоплощение душ; но ведь «тайная доктрина» теософов отнюдь не сводится к этим двум суждениям).

Любимый же теософский аргумент, гласящий, что оккультизм исчез со страниц святоотеческих творений в результате работы позднейших цензоров, вполне несерьезен1640.

Существует целый раздел исторической науки под названием «патристика», и есть научные издания святоотеческих текстов, с указанием и рукописей, и разночтений между ними. Самое видное место в патристике занимают немецкие протестантские ученые, для которых не существует искушения подогнать те или иные страницы древних авторов под позднейшие катехизисы (хотя бы по той причине, что для протестантов святоотеческие тексты просто не являются источником вероучения, и они с радостью указали бы на несогласия первых Отцов православия с Евангелием, буде такие обнаружились).

Кроме того, тексты древнейших Отцов (II-III веков) и так доставляют немало головной боли современным церковным богословам. Их терминология, образ выражения еще довольно далеко отстоят от классического богословствования Великих Отцов четвертого века. И если бы сегодня в семинарии студент начал отвечать на вопрос о Троице точными словами, скажем, св. Иринея Лионского (II век), он неминуемо получил бы неудовлетворительную оценку. Так что, если бы средневековые переписчики действительно взялись цензурировать раннехристианские тексты с позиций позднейшей догматической мысли, то они оттуда убрали бы многое из того, что в этих текстах все же сохранилось. Древние авторы всегда были достаточно неудобны для комментирования. Но если в их текстах эти очевидные неудобства сохранились до сих пор – с какой стати предполагать, что раньше их было еще больше? Чистить – так чистить!

Надо учесть также, что при работе с Евангелием, при попытке навязать тексту тот или иной смысл или, тем более, при попытке вставить в текст некий якобы утраченный кусок, необходимо посмотреть – а как сам текст в своей целостности будет реагировать на такое добавление или перетолкование? Не возникнет ли у него явная аллергия?

Можно ли в трудах раннехристианских авторов предположить утрату гностических пассажей, если все раннехристианские писатели полемизировали с гностиками? Трудно найти такого древнецерковного писателя, который не полемизировал бы с офитами, Маркионитами, Василидианами, Валентинианами и прочими, им же несть числа.