— Я думал, — сказал он, — что в этот момент общей опасности она наконец откроет мне свое сердце или хоть даст мне малейшую надежду. Но нет! Все, что мне удалось добиться от нее, это замечание, что данный момент совершенно неудобен для таких разговоров. И, право, мне кажется, я готов сейчас бежать в лагерь этих распроклятых гуронов, чтобы они убили меня, но вместе с тем я думаю, что все-таки она все это время слушала меня, хотя я говорил ей только об одном — о моем чувстве к ней; ведь это как-никак утешительно!
Это была правда, но мне невольно напрашивалось сравнение такого поведения Мэри Уаллас с откровенным и чистосердечным признанием Аннеке, и я от души пожалел моего доброго, благородного друга.
ГЛАВА XXVIII
Как мало знаем мы, что мы есть, и как неизмеримо меньше знаем мы то, чем мы будем. Река времен течет беспрерывно и уносит один за другим наши мыльные пузыри, которые лопаются, едва родившись, а государства вздымаются высоко, как волны, чтобы снова их поглотила бездна.
Герман Мордаунт заявил, что все могут спать спокойно, так как установлен ночной дозор. Но в Равенснесте было теперь так много народу, что трудно было найти местечко, где бы можно было кинуть охапку соломы, которая должна была служить нам постелью. Впрочем, мы до того устали, что, несмотря на все пережитое за этот день, кое-как приткнулись и заснули как убитые.
Было около трех часов ночи, когда Язон Ньюкем разбудил меня и других мужчин. В несколько минут все были на ногах и вооружены.
Так как индейцы вообще совершают свои нападения перед рассветом, когда обыкновенно сон у человека крепче всего, то это распоряжение Германа Мордаунта не удивило никого. Пока он стоял, наблюдая за тем, что происходило за стенами форта, мы все собрались во дворе и ожидали его распоряжений; нас было двадцать три или двадцать четыре человека.
Язон прекрасно исполнил возложенное на него поручение, то есть разбудил всех мужчин, не потревожив сна ни одной женщины; очутившись возле бывшего педагога и теперешнего мельника, я похвалил его за ловкость, проявленную им в данном случае. Между нами завязался разговор.
— Я полагаю, Корни, что эта война может повлечь за собой некоторые изменения в правах владения участками!
— Не вижу, каким образом это может случиться, мистер Ньюкем, если только вы не рассчитываете, что французы отнимут у нас эту колонию, что весьма невероятно!
— Я не думал о французах. Но разве гуроны не завладели в данный момент всей этой землей, кроме форта? Надеюсь, против этого спорить нельзя?! Если же мы прогоним их и вновь овладеем этой землей и нашими участками, то это будет, так сказать, вновь отвоеванная земля, а завоевание дает право завоевателю на завоеванную территорию, так сказано в законах!
Эту речь Язон клонил к тому, чтобы утвердить свои права собственности на мельницу и участок, арендованный им у мистера Мордаунта. Это было задумано Язоном для того, чтобы лишить Мордаунта его собственности и присвоить этот мельничный участок себе.
Однако мне не удалось ничего возразить ему на это, так как явился мистер Мордаунт и стал разъяснять нам план зашиты нашей цитадели. Как и следовало ожидать, индейцы прибегли к единственно возможному, при отсутствии артиллерии, плану атаки: они готовились поджечь ограду и ворваться в дом и с этой целью в продолжение всей ночи собирали горючий материал и сваливали его у самой деревянной ограды почти на всем ее протяжении.
Работа эта велась очень остроумно. Один из наиболее ловких, смелых и проворных индейцев подбирался к самой стене вплотную и, присев там на корточки так, чтобы быть совершенно недоступным глазу неприятеля, принимал поданные ему на длинном шесте корзины с горючим материалом — сосновыми шишками, валежником и тому подобным — и раскладывал их под стеной. Для большей успешности работы товарищи поджигателя выстроились в два ряда, один ряд внизу, на ровном месте, другой — на скалах, на которых был построен форт, а остальные доставляли материал из леса, насадив корзины на шесты, затем передавали их следующей группе, а те в свою очередь — главному поджигателю. Таким образом, все стояли на своих местах, не теряя времени на ходьбу или беготню взад и вперед, — и работа шла бесперебойно, как бы с помощью механизма.