Сатья-Юга, день девятый

— Объясни нормально, — Самаэль-Денница-Ариман совсем по-человечески потер переносицу. — Инспектируешь или хочешь что-то передать оттуда?

— Скорее второе. Тебе зачитать или своими словами?

— Ах, Сима… — он снова был Ариманом Владимировичем. — Недельку назад я бы тебе показал, как со мной на ты…

— Недельку назад, — признался я, — мне бы не пришло в голову говорить с тобой на «ты». И я бы долго думал, прежде чем вообще с тобой говорить. Так тебе зачитать?

— Все равно.

— Ну, если сразу и по сути… Ты будешь отправлен на разбирательство. По поводу нарушения условий содержания…

— Идиотская формулировка, — брезгливо сказал Ариман Владимирович. — Как будто я могу как-то влиять на условия содержания. Это вы меня содержите, а не я себя… тем более — вас. Прости, — он снова тер переносицу, похоже, у него там болело. — Говори-говори. Так о чем речь?

— О нарушении условий. С твоей. Стороны.

— Лучше зачитай.

Вокруг нас громоздились колеса, оси, цепи, о назначении которых я строил оскорбительные предположения: декорация и понты. По-моему, Самаэль (Ариман Владимирович?) был неравнодушен к стимпанку. Или я просто давно не бывал во Времени. Я помнил его другим.

— Торговец кофе Самаэль, вечноссыльный, приглашается на рассмотрение дела о нарушении бессрочного ограничения силы, незаконной деятельности в ссылке, причинении мелкого зла, нарушении условий содержания, — (какого, трам-тарарам, содержания, читалось в глазах вечноссыльного в этот момент), — Распространении…

Во Времени что-то со свистом оборвалось, и мы перебрались в бесформенные сугробы глубокой сферы, кажется, Вероятности.

Все-таки, он не изменился, мой клиент Самаэль. Хотя он странным образом стал казаться ниже, но лицо, глаза неопределимого цвета — не то зеленые, не то карие, не то вообще черные, — они остались прежними. Tempora mutantur, как говаривал Самаэль, а мы ни фига не mutamur in illis[3]. Так-то.

— Я понял, понял, — Самаэль поднял руки. — Формулировки у меня всегда были лучше. К слову так. На это все я тебе скажу, Серафим, что виновным себя не признаю и не являюсь. Вы меня сослали, вы и разгребайте свои проблемы, как это ваши хваленые Силы что-то недосмотрели.

Терпения мне! — взмолился я внутреннему шефу. Побольше терпения, пожалуйста! Я отработаю!

Самаэль флегматично пинал небольшой сугроб.

Вызвать бы сейчас всех моих ребят, парочку из первой сферы — для устрашения, и ораву дармоедов из третьей; они, наверное, давно забыли, как я выгляжу; так вот, притащить бы их сюда, чтобы взяли они этого упрямого Дьявола за шиворот и доставили прямиком в конвент, вот тут-то мы и посмотрим, как ты заговоришь, Денница, Ариман, Мефистофель… Но нет — сам пришел. Доверил своих олухов какому-то херувимчику (холеный такой, розовый, похожий на толстозадых крылатых мальчиков Ренессанса, которые, кстати, к херувимам никакого отношения не имели) и выбрался на землю, потому что — ну как же! — высокое начальство лично хочет арестовать… бла-бла-бла… И то верно, если сейчас Самаэль разозлится, моим кадрам он, пожалуй, будет не по зубам.

— Пошли, — сказал я. — Мне надоело разговаривать.

— Не пойду, Серафим. Мне хорошо тут. На земле. Я ничего не нарушал. Я торговал кофе и флиртовал с хорошенькими покупательницами, — глаза его стали карими и печальными. — Если хочешь меня в чем-то обвинить, изволь собрать свидетелей, посвятить их, так сказать… Соблюдай закон, Серафим, или возвращайся к себе на Седьмое небо. А вести меня силой ты не имеешь права.

Я был к этому готов. Тем более, прав был бывший князь тьмы. Так и запишем в будущем отчете: следовать за Серафимом отказался, потребовал дополнительного следствия, каковое было произведено…

Будет произведено. Требования клиента надо уважать.

— Добро, — кивнул я. — Будут тебе свидетели. Возвращаемся.

— Постой, — Самаэль вдруг протянул тонкопалую руку и схватил меня за рукав. — Ты думаешь, я буду ждать тебя и бояться?

Теперь я точно буду так думать, решил я.

— Из «Респекта» вышел мужчина с дочкой. Бесценный свидетель обвинения. Уверен, ему будет, что предъявить мне. Кстати, у него начинает болезнь Альцгеймера. Заодно вылечишь его, Серафим.

— Зачем? Ты даришь мне свидетеля — зачем?

— Хочу поиздеваться, — спокойно сказал Ариман-Самаэль. — Хочу дать вам фору и выиграть. И посмотреть на ваши лица.

Мразь. Та еще сволочь. Он знал, что я не оставлю этого несчастного склеротика — или чем он болен? Альцгеймером? Что я специально найду его, чтобы проверить, не сделал ли с ним чего обвиняемый. И окажется, что не сделал. И он засвидетельствует все в лучшем виде. Я могу сейчас забыть о нем и спокойно искать еще одного свидетеля, но мне бросили вызов, и я, как последний архангел, подобрал перчатку и размахиваю ею перед собой. Шеф внутри меня добродушно бросил «Мальчишка!» и затих. И я, глядя в непроницаемое лицо Денницы, медленно кивнул.

Тем временем

— И обо мне вспомянет…

— Это откуда? — наморщил лоб Ариман Владимирович. — Знакомое…