Наконец его похоронили, и стал царствовать Борис. Во время венчания на царство Борис сказал:
– Клянусь, что у меня не будет ни одного бедняка.
Он честно сдержал слово. Не прошло и пяти лет царствования Бориса, а уже ни одного бедняка нельзя было сыскать во всей стране с огнем.
Все перемерли с голода и от болезней.
По отцу Борис был татарин, по матери русский, а по остальным родственникам неизвестно кто…
Правил он, как следует. Давал обещания, казнил, ссылал и искоренял крамолу.
Но ни казнями, ни ссылками, ни другими милостями ему не удалось сыскать любви народа.
Имя Бориса произносилось с иронией.
– Какой он «Борис», – говорили про него втихомолку. – Борух, а не Борис. Борух Годун или, еще вернее, Борух Годин. Знаем мы этих Борисов…
– Нету здесь Столыпина – ехидничали бояре. – он ему показал бы «Бориса».
Многие уверяли, что своими ушами слышали, как Борис разговаривал по-еврейски, когда он еще был премьером.
– Только и слышно было, что гыр-гыр-гыр, – рассказывали бояре. – Потом все пошли в синагогу.
Когда появился первый самозванец, все стали шептаться и злорадствовать.
Узнав про самозванца, Борис позвал Шуйского.
– Слышал? – спросил царь.
– Слышал! – ответил Шуйский.
– Это он, Дмитрий?
Шуйский отрицательно покачал головой.
– Никак нет. При мне убивали. Это не тот.
– Кто же, по-твоему, этот самозванец?
– Мошенник какой-то! – ответил Шуйский. – Мало нынче мазуриков шляется.
Борис отпустил Шуйского и велел созвать бояр. Бояре пришли.
Борис вышел и обратился к ним с белыми стихами.
– «Достиг я высшей власти…»
Бояре переглянулись. Послышался шепот:
– У Пушкина украл! У Пушкина украл!
Борис сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал:
– «Седьмой уж год я царствую…»
Тут чей-то негодующий голос резко прервал Бориса:
– Это грабеж. Своего же поэта грабить!
– В самом деле! – послышался другой голос. – Иностранного поэта хоть ограбил бы, а то своего.
Сразу зашумели все:
– Посреди бела дня белые стихи красть!
– Бедный Пушкин! Чего смотрят Венгеров и Лернер!..
Борис стоял бледный, как полотно железной дороги.
Кто-то закричал:
– Пойдем вязать Борисовых щенков!
– Это тоже из Пушкина! – закричали из-под земли выросшие Венгеров и Лернер. – Не смей трогать!
Но их никто не слушал. Все бежали душить семью Бориса. Сам Борис через знаменитого фармацевта, которому он пред тем устроил право жительства в Москве, достал яду и отравился.
Лжедмитрий I
Первый самозванец был из Одессы. Его настоящее имя до сих пор не известно, но его псевдоним «Лжедмитрий I» был в свое время не менее популярен, чем псевдонимы «Максим Горький», «Сологуб» и др.
В приказчичьем клубе он научился грациозно танцевать мазурку, чем сразу расположил к себе сердца поляков.
– От лайдак! – восхищались поляки. – Танцует, как круль.
Последнее слово сильно запало в душу Лжедмитрия.
– Разве уж так трудно быть королем! – думал он, лежа у себя на убогой кровати. – Нужна только удача. Ведь Фердинанд и Николай Черногорский стали королями. Нужно только заручиться поддержкой сильной державы.
Тут он невольно начинал думать про Польшу.
– Сами говорят, что танцую, как круль. Пойти разве и сказать им, что действительно круль… Они поверят.
Лжедмитрий не ошибся. Когда он объявил полякам, что он царевич Дмитрий, они бросились его обнимать.
– Ах, шельма! – кричали поляки, целуя Дмитрия во все, не исключая лица. – Как ловко прикидывался конюхом.
– Поможете мне овладеть моим царством?
– А что дашь?
– Все, что понравится вам, – обещал Дмитрий.
– Отлично. Нам нравится Белоруссия.
Дмитрий добродушно сказал:
– Возьмите ее.
– Нравится нам еще Великоруссия, Малороссия, Сибирь.
Что же у меня останется? – с испугом вырвалось у Дмитрия.
Поляки утешили его:
– А тебе, братику, ничего и не надо. Ведь ты конюх. Купим тебе хорошего лошака, ты и уедешь на нем из Московии, а править будем мы сами.
– Ладно! – сказал Дмитрий. – Спасибо, что хоть лошака одного мне оставите.
С помощью поляков Дмитрий и взял Москву. Народ московский и верил, и не верил, что это настоящий Дмитрий.
– Как же ты спасся? – спрашивал с любопытством народ.
– Очень просто! – объяснил самозванец. – Увидев, что меня начали резать, я убежал. Вместо меня и зарезали другого.
Народ качал головой. Кто-то предложил:
– Позовем Шуйского. Он был тогда в Угличе. Спросим его.
Позвали Шуйского и спросили:
– При тебе убили царевича Дмитрия?
– Какого Дмитрия? – удивился Шуйский: – Никакого царевича Дмитрия не убивали. Все Борис выдумал. Дмитрий вот.
Шуйский указал на самозванца.
– Спросим еще мать царевича! – решил народ.
Позвали мать царевича и спросили, указав на самозванца:
– Твой это сын?
– Мой, мой! – ответила печальная мать: – Тот Дмитрий был только черненький, а этот рыжий. Только это от того, что он вырос. Мой это сын. Мой.
Лжедмитрий стал царствовать. Человеком он оказался добрым, никого не казнил и не наказывал плетьми.
Это показалось подозрительным боярам.
– Он не настоящий сын Грозного, – роптали бояре, – до сих пор никому из нас голову не отрубил. Нет, он самозванец.
А Дмитрий не исправлялся и продолжал не казнить. Бояре не могли снести этой обиды и убили его.