Сатирическая история от Рюрика до Революции

Великий князь Николай Николаевич и предполагаемый заместитель Трепова и полудиктатор, числится в календарях холостым, что не мешает ему быть весьма правильно и совершенно открыто, но бесправно женатым на Бурениной, представительнице одной из богатейших купеческих фамилий Петербурга. Известна острота, будто бы сказанная по этому поводу Александром III:

– Мы, Романовы, в родстве со всеми дворами Европы. Нечего делать, породнимся и с Гостиным двором.

Даже для того, чтобы выдать сестру Скобелева, Зинаиду Дмитриевну, за столь третьестепенного «члена императорской фамилии», как герцог Лейхтенбергский, надо было сперва сочинить для сестры Белого Генерала, – в то время, несомненно, популярнейшего человека в России, «народного героя», – какой-то призрачный титул графини Богарне. Почему потомство креолки Жозефины Богарне, спавшей с Наполеоном Первым, признано при русском дворе более благородным, чем потомство гренадера Ивана Скобелева, спавшего с Екатериною Второю, – логическая загадка: исторический заслуги обоих предков тождественны, а историческою давностью подвиги солдата Скобелева при Екатерине Великой даже превосходят на несколько лет подвиги Жозефины Богарне при Наполеоне Великом.

В последние два царствования, в боковых и довольно далеких от основного ствола ветвях «дома Романовых» привились «славянския жены»: дочери знаменитого князя Николая Черногорского, владыки 276 000 душ, которого Александр III, со свойственною ему откровенностью тупого, но прямого человека, провозгласил когда-то своим «единственным другом и союзником».

«Tu felix, Austria, nube!» – эпиграмма, отжившая свое время, разрушенный анахронизм. Девятнадцатый и двадцатый века могут рекомендовать новых поставщиков невест на царственные дома – сватов вне конкуренции: один – Христиан Девятый Датский, так злобно выхлестанный за это сатирою Вьёрнона Другой – Николай Чурногорский.

Последний имеет хоть то преимущество, что он мужчина цветущего здоровья и следовательно, не может «отравить своею кровью все династии Европы», как бросил Вьёрнон упрек Христиану Датскому.

Итак, я полагаю, что доказательство наше выяснено достаточно примерами историческими и неопровержимыми. Эти люди, величавшие себя русскими царями, белыми царями и тому подобными титулами, подчеркивающими якобы русскую их народность и мнимую законность их самодержавие над русскими, совсем не русские, но немцы в восьми поколениях бессменной крови. Равным образом, они и не Романовы, так как род царей Романовых вымер 150 лет тому назад.

Памятуя эту родословную, я никогда не мог без смеха слушать «рассуждения о русской душе» русских самодержцев, усиленно прославляемой в каждом из них, покуда он царствует. Особенно много «русской души» находили, как известно, у Александра III, немца в шестом поколении. Так и вспоминается картина из салтыковских «Ташкентцев» действия».

«Генерал. Господа, предупреждаю, что первым условием, чтобы зачислиться в наше общество ловли врагов отечества, необходима русская душа.

Голос. А немцу можно?

Генерал (с ангельскою улыбкою). Немцу? Немцу всегда можно, потому что у немца всегда русская душа».

Разве что так… Иначе совершенно непостижимо, – когда и где, как и откуда, успевают все эти коронованные и полукоронованные немцы обзаводиться «русскою душою», хотя бы и в таких скромных размерах, чтобы не посрамлять германизмом. своим вдохновений пресловутого «коптрпропагандиста», генерала Богдановича, благочестиво искупающего, в звании старосты Исаакиевского собора и распространителя патриотических брошюрок и картин, старые грехи взяточничества по угольным поставкам на Черноморский флот. Императора Александра II еще могли обрусить сколько-нибудь воспитатели его. Жуковский и Павский (законоучитель, обвиненный впоследствии в не православном образе мыслей за дерзость… перевести библию на русский язык). Но ведь именно у Александра Второго-то наличность «русской души» современными патриотами – Богдановичами, Грингмутами, Мещерскими, – и отрицается усерднёйше… Царь, уничтоживший крепостное рабство в России и на Дунае независимые славянские княжества, – опальный в своем потомстве и в бюрократии, царствующей в России от имени Александра III и Николая II.

Каков бы ни был Александр Второй, со всеми его преувеличенными достоинствами и замолчанными недостатками, но, конечно, он был лучшим в ряду Романовых девятнадцатого века. За свои грехи и ошибки он расплатился страшною казнью 1 марта на Екатерининском канале: история сквиталась с Александром II в его зле и получила возможность и право беспристрастно отмечать его добро. Русский и славянский мир сохранили о нем благодарную память. Но Гатчинский и Зимний дворцы встречают каждое упоминание об его веке, – «эпохе великих реформ» – кислыми гримасами, – и имя Александра II для них, как и для их министерства внутренних дел, – имя изменника династии и принципам самодержавного режима.