Сатирические очерки

Мы отнюдь не имеем в виду в своем беглом очерке углубляться в анализ дарований писателей предшествовавшего нам поколения; это было бы затруднительно, бесполезно для нашего замысла и, быть может, не очень лестно для тех из них, кто еще продолжает жить в наши дни. После того как иные имена, любезные музам, сумели если не возвысить испанскую, то во всяком случае ввести у нас литературу французскую, после того как они подчинили нас игу литературных законодателей пышного и размеренного века Людовика XIV, политические треволнения прервали начавшийся было перелом, который мы, за неимением лучшего, назвали бы положительным.

С тех пор вплоть до настоящего времени протекло немало лет, а мы были не в состоянии разобраться даже в положении вещей и не знали, будем ли мы иметь, наконец, свою собственную литературу или же попрежнему останемся привеском французской классической литературы прошлого века. Почти в таком же состоянии находимся мы и теперь: как в поэзии, так и в прозе мы готовы принять все, поскольку сами не имеем ничего. В наше время множество молодежи жадно устремляется к источникам знания. И в какую именно пору? В пору, когда умственный прогресс, сбрасывая повсюду цепи былого, расшатывая одряхлевшие традиции и ниспровергая идолов, провозглашает миру свободу морали, а заодно и свободу плоти, поскольку ни одна из них не может существовать без другой.

Литература должна отозваться на эту неслыханную революцию, на этот безмерный прогресс. В политике человек усматривает не что иное, как праваи интересы,иначе говоря истины.Равным образом и в литературе он может искать только истины.И пусть не говорят, что устремления и дух нашего века, то есть дух конкретного анализа, несут будто бы в самих себе смерть для литературы. Это не так! Ибо страсти человеческие на веки вечные останутся истиной,да и само воображение, разве оно тоже не прекраснейшая из истин?

Если испанская литература эпохи золотого века была более блестящей, чем основательной, если впоследствии она погибла от рук религиозной нетерпимости и тиранической политики, если она смогла снова ожить только благодаря французским помочам и если бедствия родины прервали этот полученный со стороны импульс, будем надеяться, что в скором времени мы сможем заложить фундамент новой литературы,отражающей то новое общество, которое мы сами составляем, литературы истины, подобно тому как и в основе нашего общества тоже есть истина; не знающей других правил, кроме самой же истины,других учителей, кроме природы,такой же юной,как и та Испания, которую мы представляем.

Свободав литературе, как и в искусстве, в промышленности, торговле и совести. Вот девиз эпохи и наш собственный девиз; вот мера, которой мы будем мерить; и в наших литературных приговорах мы будем спрашивать у книги: ты нас чему-нибудь учишь? ты отражаешь для нас прогресс человечества? ты нам полезна? – В таком случае ты хороша.Мы не признаем роли наставника ни за одной литературой Европы и меньше всего за одним каким-нибудь человеком или эпохой, поскольку вкус есть нечто относительное: мы не признаем исключительных совершенств за одной какой-нибудь школой, потому что школ абсолютно плохих не бывает. Не следует думать, будто мы ставим перед своими возможными последователями задачу совершенно нетрудную. О нет! Мы потребуем от них образования, потребуем знания человека: им нельзя будет, подобно классику, открыть Горация или Буало и поносить Лопе де Вега и Шекспира; нельзя будет, подобно романтику, стать под знамена Виктора Гюго и отмежеваться от Мольера и Моратина. Ни в коем случае! В нашей библиотеке Ариосто будет стоять рядом с Вергилием, Расин рядом с Кальдероном, Мольер рядом с Лопе; одним словом, будут уравнены в правах Шекспир, Шиллер, Гете, Байрон, Виктор Гюго и Корнелъ, Вольтер, Шатобриан и Ламартин.

Мы отвергаем, таким образом, то, что ныне у нас называется литературой; мы не хотим литературы, сводящейся к красотам стиля, к звону рифм, к кропанию сонетов и од, написанных «на случай», уделяющей внимание одной форме, а не идее. Литература для нас – дочь опыта и истории и тем самым маяк будущего; она учится, анализирует, философствует, углубляется, думая обо всем и говоря обо всем в стихах и в прозе на потребу еще невежественной толпы, она проповедует и распространяет знания, наставляя в истинахтех, кому интересно их знать, и показывая нам человека не таким, каким он должен быть,а таким, каков он есть,что ведет нас к его познанию; мы хотим литературы, полностью отражающей научные знания эпохи, интеллектуальный прогресс нашего века.

О сатире и сатириках [431]