Это было сказано в сентябре, а сейчас уже прошло 14 марта. Прежде всего зло заключается не в том, что не выполнено обещание, а в том, что обещано невыполнимое. Во-вторых, поняло ли правительство Мендисабаля свое назначение, свою миссию? Поняло ли оно всю ответственность, которую диктатура, доверенная ему, возлагала на него? Это – вопросы, на которые мы очень скоро должны получить исчерпывающий ответ, ибо скоро правительство Мендисабаля будет принадлежать только истории, как правительства Торено и Мартинеса.
Глухое, но всеобщее недовольство снова вызвало бури; жернова революции, по-прежнему безостановочно вращаясь, с непостижимой быстротой перемалывают имена, которые, казалось, более всего способны сопротивляться. А испанская революция имеет все основания быть требовательной. Заметим, что, несмотря на все преграды, несмотря на неопытность вождей и их ошибки, с той самой поры, как она начала движение вперед, ей не довелось отступить ни на шаг. Она развивалась неуклонно. Мы видели, как одно за другим возникали правительства и как они сменяли друг друга в изумительном порядке и с неумолимой логикой. Ни одно звено в цепи не было прорвано. Так Сеа, старинный коллега Каломарде, продолжал действовать через Бургоса в правительстве Мартинеса, а Мендисабаль наследовал этому правительству по прямой линии через графа Торено, коллегой которого он был раньше, чем стал его преемником.
Политическая наука также имеет свой закон смены поколений, и этот закон называется
Можно нарисовать генеалогическое древо революций, как и древо династий. Демократическая семья – это не семья подкидышей: у нее есть свое прошлое, свои традиции и своя родословная. В Европе истинное благородство можно найти ныне только в демократии. Ее лишают вотчины, а она требует ее; оспаривают ее титулы, но она их отстаивает и оправдывает. Софизмам узурпации она противопоставляет красноречивость права; против нее прибегают к насилию, она обращается к разуму; против нее поднимают шпагу, она вооружается знанием.
Будем же терпеливо и стойко дожидаться: в какую бы сторону ни повернула революция, все равно мы пойдем до конца и, если не сможем идти лучшим путем, отправимся любым. Борьба не может тянуться вечно: торжество правды не за горами; низменный свинец обратится в чистое золото, и новый Иерусалим поэта
[83]восстанет в блеске сияния из глубины пустынь.Очерки, печатавшиеся в журнале «Простодушный болтун»
(1832–1833)
[84]Два слова
[85]Мы не собираемся издавать периодическое издание: во-первых, потому, что вряд ли обладаем достаточными способностями или знаниями для столь обширного предприятия; во-вторых, потому, что не склонны признавать какие-нибудь ограничения, а тем более – самим себе их навязывать. Пускать в обращение свои мысли такими, какими они приходят нам в голову, или чужие мысли такими, какими мы их найдем, – излагать их для развлечения публики в отдельных брошюрках незначительного формата и по еще менее значительной цене, – таковы наши намерения. А что касается задачи наставлять, о которой обыкновенно высокомерно разглагольствуют те, кто по профессии или по случайности пишет для публики, то мы не настолько высокого мнения о себе, чтобы считать себя более сведущими, чем публика, и не очень убеждены в том, что публика принимается за чтение ради того, чтобы получать наставления. Поскольку в наши намерения входит только развлекать, то мы не станем проявлять Щепетильность в выборе средств, если только эти средства не наносят ущерба нам или кому-либо другому и являются Дозволенными, честными и достойными.
Мы никому не собираемся наносить оскорбления, во всяком случае преднамеренно. Ничьих портретов мы набрасывать не будем. А если некоторые шаржи окажутся случайно похожими на кого-нибудь, то вместо того, чтобы исправлять рисунок, посоветуем исправиться оригиналу от него самого, таким образом, зависит уничтожить сходство между собой и шаржем. Принимаем поэтому с удовольствием на себя всю возможную ответственность за эпитет «сатирическое», который мы поставили в заглавии издания. Заявляем, однако, решительно, что наша сатира никогда не будет использована для личных нападок, ибо мы стремимся к сатирическому осмеянию пороков, нелепых поступков и вещей, стремимся к сатире полезной необходимой и в особенности доставляющей развлечение.