Сатирикон

Ты ли не в силах столкнуть обреченной на гибель громады?

В Риме давно молодежь ненавидит могущество Рима,

Груз добытых богатств ей в тягость. Видишь сама ты

Пышность добычи и роскошь, ведущую к гибели верной.

Строят из злата дома и до звезд воздвигают строенья,

Камень воды теснит, а море приходит на нивы,

Все затевают мятеж и порядок природы меняют.

Даже ко мне они в царство стучатся, и почва зияет,

Взрыта орудьями этих безумцев, и стонут пещеры

В опустошенных горах, и прихотям служат каменья,

А сквозь отверстья на свет ускользнуть надеются души.

Вот почему, о Судьба, нахмурь свои мирные брови,

Рим к войне побуди, мой удел мертвецами наполни.

Да, уж давненько я рта своего не омачивал кровью,

И Тисифона моя не омыла несытого тела,

С той поры, как поил клинок свой безжалостный Сулла

И взрастила земля орошенные кровью колосья".

CXXI.

Вымолвив эти слова и стремясь десницу с десницей

Соединить, он разверз огромной расщелиной землю.

Тут беспечная так ему отвечала Фортуна:

"О мой родитель, кому подчиняются недра Коцита!

Если истину мне предсказать безнаказанно можно,

Сбудется воля твоя, затем что не меньшая ярость

В сердце кипит и в крови не меньшее пламя пылает.

Как я раскаялась в том, что радела о римских твердынях!

Как я дары ненавижу свои! Пусть им стены разрушит

То божество, что построило их. Я всем сердцем желаю

В пепел мужей обратить и кровью душу насытить,

Вижу, как дважды тела под Филиппами поле устлали,

Вижу могилы иберов и пламя костров фессалийских,

Внемлет испуганный слух зловещему лязгу железа.

В Ливии - чудится мне - стенают, о Нил, твои веси

В чаянье битвы актийской, в боязни мечей Аполлона.

Так отвори же скорей свое ненасытное царство,

Новые души готовься принять. Перевозчик едва ли

Призраки павших мужей на челне переправить сумеет:

Нужен тут флот. А ты пожирай убитых без счета,

О Тисифона, и глад утоляй кровавою пищей:

Целый изрубленный мир спускается к духам Стигийским".

CXXII.

Еле успела сказать, как, пробита молнией яркой,

Вздрогнула туча - и вновь пресекла прорвавшийся пламень.

В страхе присел повелитель теней и заставил сомкнуться

Недра земли, трепеща от раскатов могучего брата.

Вмиг избиенье мужей и разгром грядущий раскрылись

В знаменьях вышних богов. Титана лик искаженный

Сделался алым, как кровь, и подернулся мглою туманной,

Словно дымились уже сраженья гражданские кровью.

В небе с другой стороны свой полный лик погасила

Кинфия, ибо она освещать не посмела злодейства.

С грохотом рушились вниз вершины гор и потоки,

Русла покинув свои, меж новых брегов умирали.

Звон мечей потрясает эфир, и военные трубы

В небе Марса зовут. И Этна, вскипев, изрыгнула

Пламень, досель небывалый, взметая искры до неба.

Вот среди свежих могил и тел, но почтенных сожженьем,

Призраки ликом ужасным и скрежетом злобным пугают,

В свите невиданных звезд комета сеет пожары,

Сходит Юпитер могучий кровавым дождем на равнины.

Знаменья эти спешит оправдать божество, и немедля

Цезарь, забыв колебанья и движимый жаждою мести,

Галльскую бросил войну и войну гражданскую начал.

В Альпах есть место одно, где скалы становятся ниже.

И открывают проход, раздвинуты греческим богом.

Там алтари Геркулеса стоят и горы седые,

Скованы вечной зимой, до звезд вздымают вершины.

Можно подумать, что нет над ними небес: не смягчают

Стужи ни солнца лучи, ни теплые вешние ветры.

Все там сдавлено льдом и покрыто инеем зимним.

Может вершина весь мир удержать на плечах своих грозных.

Цезарь могучий, тот кряж попирая с веселою ратью,

Это место избрал и стал на скале высочайшей,

Взглядом широким кругом Гесперийское поле окинул.

Обе руки простирая к небесным светилам, воскликнул:

"О всемогущий Юпитер и вы, Сатурновы земли,

Что ликовали со мной победам моим и триумфам,

Вы мне свидетели в том, что Марса зову против воли

И против воли подъемлю я меч, лишь обидою движим:

В час, когда кровью врагов обагряю я рейнские воды,

В час, когда галлам, что вновь стремились взять Капитолий,

К Альпам я путь преградил, меня изгоняют из Рима.

Кровь германцев-врагов, шестьдесят достославных сражений

Вот преступленья мои! Но кого же страшит моя слава?

Кто это бредит войной? Бесстыдно подкупленный златом

Сброд недостойных наймитов и пасынков нашего Рима!

Кара их ждет! И руки, что я занес уж для мщенья,

Трусы не смогут связать! Так в путь, победные рати!

В путь, мои спутники верные! Тяжбу решите железом.

Всех нас одно преступленье зовет и одно наказанье

Нам угрожает. Но нет! Должны получить вы награду!

Я не один побеждал. Но если за ваши триумфы

Пыткой хотят нам воздать и за наши победы - позором,

Пусть наш жребий решит Судьба. Пусть усобица вспыхнет!

Силы пора испытать! Уже решена наша участь:

В сонме таких храбрецов могу ли я быть побежденным?"

Только лишь вымолвил он, как Дельфийская птица явила

Знаменье близких побед, разрезая воздух крылами.

Тут же послышался слева из чащи ужасного леса

Гул голосов необычных, и сразу блеснула зарница.

Тут и Феба лучи веселей, чем всегда, засверкали,

Вырос солнечный круг, золотым овит ореолом.

CXXIII.

Знаменьем сим ободрен, Маворсовы двинул знамена

Цезарь и смело вступил на путь, для него непривычный.