Именно в это время в «Сатурн» с личным поручением Канариса направился его ближайший помощник - руководитель второго отдела абвера генерал Лахузен, пробывший здесь всего один день. С утра он провел беседу с Зомбахом и Мюллером, а после обеда к нему был созван весь руководящий состав «Сатурна», перед которым Лахузен произнес часовую речь, после чего сразу же уехал. Всем думающим офицерам «Сатурна» было ясно, что Лахузен приезжал с единственной целью - развеять пессимизм, вызванный сталинградской трагедией.
В тот день, когда Лахузен был в «Сатурне», Рудин не работал. Еще накануне Зомбах отдал распоряжение в этот день не привозить пленных. С ночи район, где находилась разведшкола и где жили Рудин и другие сотрудники «Сатурна» - не немцы, был изолирован от остального гарнизона и оттуда никого не выпускали. Этот режим действовал до утра следующего дня. Чем все это было вызвано, Рудин в тот день не знал. Когда утром на другой день он пришел на работу, все было, как всегда. Только когда он позвонил дежурному коменданту, чтобы к нему привели первую группу пленных, комендант предупредил его, что пленных украинской национальности приказано направлять только к Мигунцу. Очевидно, Мигунец убедил Мюллера, что украинцы - это его специальность. Рудин решил не протестовать против такого решения, а лишь выяснить, кто будет отбирать этих украинцев для Мигунца. Вот и предлог сходить к Мюллеру.
Оказывается, не все в «Сатурне» оказалось, как всегда. Мюллер был взвинчен и разговаривал резче, чем обычно.
- Украинцев направляете к Мигунцу вы, - сказал он, не глядя на Рудина. - Но не думайте, что это позволит вам спихнуть на него часть своей ответственности. Настало время, когда каждый должен отвечать за свое дело. Вы, Крамер, отвечаете за весь подбор контингента, головой отвечаете.
- Как же я могу отвечать за то, что делает другой? - спросил Рудин.
- А вот так, черт возьми, как мы тут отвечаем за все, что делаете вы! - Мюллер стукнул кулаком по столу. - В лагере 1206 отбор будет производиться теперь как следует. Там будут работать не идиоты. Через три дня извольте доложить мне, как изменился идущий оттуда контингент. Теперь о режиме дня. Отдыхать будем после победы. А пока порядок я устанавливаю такой: до восемнадцати часов вы работаете здесь на отборе, а затем у Фогеля на связи столько, сколько ему потребуется, наши солдаты в Сталинграде об отдыхе не думают.
- До сих пор я работал у Фогеля по его вызовам.
- До сих пор, до сих пор… Вы что, не понимаете немецкого языка, черт возьми? Я же ясно сказал: с восемнадцати ноль-ноль ежедневно у Фогеля. Наши солдаты в Сталинграде не ждут приглашения сражаться, они это делают круглые сутки по велению долга.
- Разрешите идти? - спросил Рудин.
- Последнее: обо всем, что у вас возникает по ходу дела, докладывать только мне. Понимаете? Только мне. Не реже, чем раз в три дня. А теперь идите.
Рудин вернулся к себе. В коридоре его уже ждала первая группа пленных.
Ровно в шесть часов вечера Рудин явился к Фогелю.
- Прибыл по приказанию Мюллера, - доложил он официально.
- Знаю, знаю, - флегматично отозвался Фогель. - Но сегодня вы явились зря, мы не работаем. В районе Москвы непрохождение радиоволн.
Только теперь Рудин обратил внимание, что в оперативном зале стоит тишина и большинство аппаратов зачехлено.
- Что мне нужно делать? - все так же официально спросил Рудин.
- Сегодня ничего. Пойдемте ко мне, жена кое-что прислала.
Это «кое-что» оказалось бутылкой французского коньяку «Бисквит». Фогель наполнил рюмки и сказал:
- Надо выпить за наших сталинградских героев, они этого заслужили.
Рудин выпил, понюхал рюмку и сказал:
- Не могу понять, в чем достоинство французских коньяков. Самая обыкновенная водка, пахнущая парфюмерией.
- Дьявол с ним, с коньяком. Скажите лучше, что вы думаете о Сталинграде.
- По-моему, русских ждет там какой-то горький для них сюрприз, - задумчиво сказал Рудин. - Вчера в утренней сводке Сталинград был назван крепостью, а крепость есть крепость.
- Да, это верно, - рассеянно произнес Фогель, откинувшись в кресле, как бы издали глядя на Рудина. - Жаль только, что мы там задерживаемся и не можем пока сделать решающий бросок на Москву.
- Почему? - горячо возразил Рудин. - Во-первых, под Сталинградом мы сковали большие силы противника; во-вторых, фюрер совершенно ясно сказал, что в это время готовится новое победоносное наступление; в-третьих, герои Сталинграда тоже еще не сказали своего последнего, решающего слова.
Фогель недовольно поморщился.
- Все это пожирает время, Крамер, драгоценное время.
- Не знаю, - не сдавался Рудин, - Фюрер в своей ноябрьской речи ясно сказал, что фактор времени теперь не имеет никакого значения.