"Сатурн" почти не виден

— Чертовщина какая-то, — проворчал он, пряча бумагу в карман. — Стойте здесь, я сейчас узнаю. Капрал побежал вдоль поезда.

Пленные уже залезли в вагоны. Рудин видел, как в стоявший рядом крайний вагон пленные подсаживали своих ослабевших или больных товарищей. Кто-то стонал громко, протяжно, и тихий бас ласково приговаривал:

— Потерпи, потерпи, сейчас…

Стон затих.

Прожектор с угловой вышки водил своим лучом вдоль поезда. В полосе света дождь казался золотым. Посадка заканчивалась. В некоторых вагонах с грохотом закрывали двери.

— Сколько наших похватали! — не то с восхищением, не то огорченно сказал один из полицаев.

К ним подошли два офицера в длинных черных клеенчатых плащах. Мокрые от дождя, их плащи казались сделанными из железа. Пришедший с ними капрал показал на Рудина.

— Партизан — вот этот.

Офицеры удивленно посмотрели на Рудина и переглянулись. Один из них взял у капрала бумажку.

— Посвети!

Офицер прочитал бумажку и тихо сказал что-то другому офицеру, тот кивнул головой. По их приказу капрал привел долговязого солдата.

— Этот крайний вагон ваш? — спросил у него офицер.

— Да.

— Сколько у вас?

— Сто четырнадцать человек.

— Будет сто пятнадцать, для более удобного счета.

Посадишь к себе вот этого, — офицер показал на Рудина.

Солдат уже шагнул к Рудину, но офицер остановил его.

— Подожди, вот документы на него. Сдашь их по месту прибытия и объяснишь, что этого человека взяли в поезд по моему приказанию.

— Будет исполнено, — солдат спрятал бумажку за отворот пилотки и крикнул Рудину:- Ну!

Офицеры ушли. Сопровождаемый долговязым солдатом, Рудин подошел к вагону и, ухватившись рукой за боковину двери, легко впрыгнул в вагон. И тотчас перед самым его лицом с грохотом задвинулась дверь. Непроницаемая темнота. Шорох тихих голосов, приглушенные стоны. В эту же секунду Рудин принял решение. Он должен бежать — больше никакого выхода у него нет. Только бы не заперли вагонную дверь. Но если ее запрут, он взломает зарешеченное колючкой окошко. Сев на пол, Рудин напряженно прислушивался к звукам за дверью.

Когда вагон наполнился рокотом колес, Рудин, ухватившись за край двери, попробовал чуть-чуть ее сдвинуть. Не тут-то было. Упершись в пол широко расставленными ногами, он со всей силой нажал на край двери. Безрезультатно.

Глава 10

Ольховиков после боя у села Никольского прибывал на новую зимнюю базу. Будницкий уже поджидал его на лесной поляне и сразу повел Ольховикова к Маркову.

Согнувшись пополам, громадный Ольховиков вошел через узкую дверь в землянку и, опасливо глянув вверх, выпрямился:

— Прибыл по вашему приказанию. Операция проведена точно по плану. Потерь нет.

— Как Рудин?

Ольховиков приподнял свои борцовские плечи.

— Что я могу о нем знать? Ушел и все.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Когда шел бой.

— Он вам ничего не говорил?

Ольховиков снова поднял могучие плечи.

— Не до разговора было. Когда бой стал свертываться, я его оставил в кустах.

— Так… — Марков хотел спросить еще что-то, но передумал. — Спасибо, идите отдыхайте, — сказал он.

Спустя несколько минут Галя Громова передала в Москву шифрованную радиограмму:

«Операция по первичному выведению Рудина на цель прошла нормально. Все дальнейшее неизвестно. Рудин чувствовал себя уверенно. Будем ждать. Привет. Марков».

Доложив, что радиограмма передана, Галя продолжала стоять перед Марковым.

— Я все понял. Спасибо, — недовольно сказал Марков.

— Сколько же времени мы ничего не будем о нем знать? — тихо спросила Галя.

— Сколько понадобится, — сухо сказал Марков и с притворным интересом посмотрел на радистку. — А вы что, хотите что-нибудь предложить?

Галя молча повернулась и ушла в свою каморку. В землянке было тихо. С тревожным шорохом за дощатой обшивкой обсыпалась подсохшая земля. Из-за полога радиорубки доносилось попискивание рации. Очевидно, Галя, как она выражалась, «прохаживалась по эфиру». Но сейчас она не просто так прохаживалась. Настроив приемник на волны, на которых немцы обычно работали открытой радиотелефонной связью, она слушала их переговоры, надеясь перехватить что-нибудь имевшее отношение к Рудину.

«Пфенниг, Пфенниг, я — Марка, я — Марка, — монотонно повторял какой-то немецкий радист. — Дайте генерацию, дайте генерацию, я вас не слышу… — помолчит с минуту и снова: — Пфенниг, Пфенниг, я — Марка, я — Марка…»

Потом Галя услышала, как какой-то немец острил по поводу холода: «Не знаю, как ты, а у меня мозги замерзли и я думаю только о стакане спирта». Низкий красивый голос медленно диктовал какие-то непонятные цифры вперемежку с именами: «Десять. Макс. Двадцать четыре. Точка. Феликс, тире. Одиннадцать. Анхен. Тире. Семнадцать. Точка. Сюда не входит сегодняшняя сводка. Повторяю еще раз. Десять. Макс…»

Нет, нет, о Рудине Галя ничего не услышала. А в полночь она приняла радиограмму от товарища Алексея, которая еще больше встревожила всех обитателей землянки: