Эту историю он довел солдатам.
После того, как группа Козлова двинулась дальше, надеясь пробиться из окружения, один безоружный ополченец, увидев в кустах нашего убитого воина, побежал добыть таким образом винтовку. Она лежала под телом красноармейца, покоившего на животе в луже мочи и крови. Он перевернул погибшего и вытащил оружие из-под несчастного, а затем побежал догонять своих побратимов по отступлению…
Бежал и про себя подумал:
Группа Козлова шла без тылового обеспечения, но есть всем хотелось. Спасали крестьяне, но не везде. Однажды под вечер Козлов послал нескольких ополченцев в деревню с просьбой помочь провизией. Во дворе одной из изб они увидели анемичного старика, успокаивающего такого злого пса на привязи, что шерсть на загривке у четвероногого сторожа не опускалась. Селянин назвал себя Тихоном. Потом он, оглядываясь по сторонам, высказался так:
— Чужих, ворожих глаз немало в округе хаты… Я вам вынесу сам кусочек сала и хлебыну, а вы посядьте он там, в кущах, — тихо проговорил хозяин и пошел в избу. Перед дверью он щелчком отправил окурок на землю, проследив, куда он упадет. Огненная точка описала плавную дугу и пропала в густой влажной траве. После этого он успокоился — везде было много сухой соломы и подсохшего сена. Куряка, очевидно, боялся пожара из-за неосторожности.
— Надо рассредоточиться, — скомандовал Козлов, поймав себя на мысли, где он находится. Он понимал необходимость осторожности и бдительности — каждого в бинокль не разглядишь. Это он подумал на тот случай, если крестьянин приведет с собой полицаев. Голодным и измученным мужикам не надо было приказывать — все укрылись в густых зарослях лещины.
Минут через 20 дед принес брусок желтого сала и теплую ржаную булку хлеба.
— Уходьтэ хлопци, с ентого мяста… каратели на хутори, идут швыдко сюды, — предупредил партизан Тихон на белорусско-польском суржике.
Скоро густой лесной массив проглотил горстку наполовину невооруженных патриотов. Даже с этим усеченным отрядом народных мстителей Козлову удавалось не только отбиваться от полицаев и карателей, но и громить мелкие подразделения и части немцев из засад.
В октябре погода стала сумбурной. С утра небо было окрашено в лазоревый цвет. Солнце поднялось быстро. Но к полудню внезапно набежавшие с запада лохматые, похожие на растянутую вату, тучи отправили на землю крупные сырые хлопья раннего октябрьского снега.
Уже через месяц после начала Великой отечественной войны стало ясно, что военная доктрина Советского Союза, изложенная в «Боевом уставе» РККА (бить врага на его территории), оказалась мифом. Войска вермахта стремительно наступали и уже к началу осени приблизились на опасное расстояние к Москве. К началу октября обстановка стала близкой к критической — в окружение под Вязьмой и Брянском попали 60 советских дивизий.
В середине октября в Москве началась паника, о которой уже много чего написано очевидцами тех тяжелейших для страны дней, и стала очевидной некоторая растерянность советского руководства во главе со Сталиным. Скоро стало известно от местного жителя, якобы слушавшего радио, что советское правительство подалось всем составом в Куйбышев.
— Какое ты слушал радио? — спросил Козлов.
— Праведное, правдивое, советское, — последовал ответ мужика.
Красноармейцам от этого ответа еще больше стало тревожно и грустно.
Козлов, тут же спохватившись, успокоил солдат:
— Да бросьте вы верить в эту чепуху. Не может быть, чтоб Сталин покинул Москву.
— Но чертовски становится стыдно за такой поворот дела, даже если это ложь. Но нет дыма без огня, — заметил другой пожилой красноармеец.
Отступая с боями к Дорогобужу, группа воинов с комбатом старшим лейтенантом Козловым заметила неприятельский самолет, который раскидывал листовки. Их было много. Они, колеблясь из стороны в сторону, медленно планировали к земле.
Одну из них Козлов поднял. В ней говорилось: