Сатурналии

– Они оказались крайне важными для Рима! – запротестовал я.

– Но ты впутался в них не поэтому! – сказал отец, хлопнув ладонью по столу и заставив подпрыгнуть чернильницу и перья. – Это все твоя несносная страсть совать нос в чужие дела и, не сомневаюсь, твоя слабость к компании распутных женщин!

– Не женщин, – пробормотал я, – а муз.

– Э?.. Хватит пустой болтовни. Надвигаются важные события, и в кои-то веки ты сможешь сколько душе угодно совать нос в чужие дела с благословения семьи.

Это звучало многообещающе.

– А как же Клодий? – уточнил я.

Отец беспокойно шевельнулся, что случалось с ним весьма редко.

– Мы отчасти уладили дела с Цезарем, поэтому, пока он в городе, маленькая свинья, вероятно, оставит тебя в покое. Но Цезарь покидает Рим в конце года, и тогда ты тоже уедешь. К тебе пришли известия о том, что Цезаря назначили проконсулом?

– В Египте мы получили весть о том, что ему и Бибулу поручают поддерживать в должном виде италийские козьи тропы и навозные кучи, но на Родос пришло известие, что Ватиний добыл для Цезаря Цизальпийскую Галлию и Иллирик.

– Все верно. А теперь Сенат отдал ему еще и Трансальпийскую Галлию, и его проконсульство должно продлиться пять лет.

У меня отвисла челюсть.

– Никто никогда не получал такую территорию и такую должность на столь долгий срок! – воскликнул я. – Все знают, что Галлия вот-вот взорвется, как вулкан. И ее целиком отдали Цезарю?

– В точности мои мысли. Большинство сенаторов надеются, что он опозорится или погибнет. Но, в любом случае, его не будет в Риме пять лет.

– Это же глупо, – сказал я. – Цезарь умнее всех остальных сенаторов, вместе взятых. Спустя пять лет у него будет больше клиентов, чем у Мария[3], и он станет достаточно могущественным, чтобы пойти маршем на Рим.

– Полагаешь, только тебе пришло такое в голову? – Отец пренебрежительно махнул рукой. – Это не твоя забота. Теперь, когда ты вернулся, я соберу глав семьи. Будь здесь нынче вечером до захода солнца.

И он вернулся к своим свиткам. Вот и всё. Меня отпустили.

Я был озадачен, но испытал глубокое облегчение. Явившись к отцу, я исполнил свой главный долг и теперь мог делать, что хотел. Поэтому, естественно, я отправился на Форум. Римлянин, слишком долго оторванный от Форума, страдает от болезни духа, тоскует и чахнет. Он знает, что, несмотря на важность его работы, несмотря на безудержность местных удовольствий, находится далеко от центра мира.

Замечательно было приблизиться к тому месту, куда привели меня все те сотни мильных камней.

Вынырнуть из лабиринта узких улочек и переулков на Форум – это все равно что выйти из узкого горного ущелья на огромную равнину. Перспектива расширилась, и теперь я видел не только узкую полоску неба над головой. Огромные базилики, монументы, ростра, курия, в которой собирался Сенат и которая тогда еще не сгорела дотла[4], и мое самое любимое – храмы. Начиная с красивого маленького круглого храма Весты, их вереница поднималась к высшей точке, к великолепному венцу Капитолия, храму Юпитера Лучшего и Величайшего.

Но еще больше, чем архитектура, Форум делали люди. Как обычно, он был переполнен – даже в этот довольно прохладный декабрьский день. Горожане, свободные и рабы, женщины, чужестранцы и дети невесть какого статуса – все они суетились, бездельничали, играли, как им подсказывало настроение. А настроение тут было возбужденным. Человек, созвучный с сердцебиением Рима (а я один из таких людей), способен ощущать царящие в городе эмоции, как мать ощущает настроение своего ребенка: испуганное, печальное, веселое, негодующее, сердитое; все эти чувства очевидны для того, кто умеет распознавать их признаки.

Я знал, что дело тут не только в предвкушении Сатурналий, которые должны были начаться через несколько дней. Как бы ни любили римляне попойки этого праздника, в нем есть и нечто мрачное, потому что тогда нам приходится отдавать свои долги. Нет, тут было нечто большее, еще одна интригующая маленькая загадка, которую следовало разгадать.

Окунувшись в толпу, я стал приветствовать старых друзей, приглашая их на обед. При всей своей грозной мощи и славе Рим – всего лишь деревня-переросток, где, куда ни посмотри, обязательно увидишь кого-нибудь из знакомых. С Гермесом, следовавшим за мной по пятам, я медленно пересек Форум и поднялся на Капитолий, где принес благодарственную жертву за свое благополучное возвращение.

Когда перевалило за полдень, я послал Гермеса домой за банными принадлежностями и расслабился в пару и горячей воде, пока друзья и знакомые сплетничали о возницах, гладиаторах, опозорившихся женщинах и так далее, и тому подобное. Похоже, никто не хотел распространяться о политике, и я счел это странным. Не то чтобы люди боялись, как могли бы бояться, если б у власти находился сумасшедший тиран или безжалостный диктатор, как в последний год Мария или во время проскрипций Суллы – скорее, они были сбиты с толку. Последнее, в чем хочет признаться римлянин – это что он не знает, что происходит.