Саван алой розы (СИ)

Тот бросился исполнять – а Кошкин с Соболевым остались почти что наедине. Слава Богу, банкир не спрашивал ничего. Он, кажется, был уверен, что выйдет из истории без потерь – совершенно не волновался.

– Вам знакома эта трость, Денис Васильевич? – спросил Кошкин, когда предполагаемое орудие убийства доставили.

– В первый раз вижу, – пожал он плечами.

– Тем не менее трость была в вашей гардеробной. У вас есть предположение, как она могла туда попасть?

– Вероятно так же, как и дневники матушки.

– Тот есть, трость вам подбросили? Предполагаете, это сделал кто-то из прислуги?

Соболев мотнул головой:

– Не могу ручаться за каждого, но заверяю, что среди моей прислуги уголовников нет.

– И все же, кто-то из домашних слуг мог испытывать к вам неприязнь? – допытывался Кошкин – а больше следил за реакцией Соболева.

– Не представляю, кто бы это мог быть. С прислугой я обращаюсь подобающим образом, никогда не обижал обхождением или оплатой. И все же врагов – вне этого дома – у меня хватает. Полагаю, кто из этих врагов и проник в дом, дабы меня опорочить.

– Да, не исключено… – обронил Кошкин.

Но Соболева такой ответ как будто не устроил. Наверное, он рассчитывал на более горячую поддержку, потому как даже чуточку разволновался, пытаясь Кошкина убедить:

– Зачем мне убивать собственную мачеху? Да еще и столь жестоким способом! Это ведь ее кровь на трости? Эта женщина была моим единственным другом долгие годы! Ей я обязан всем, что имею сейчас! Что, кроме благодарности, я могу испытывать к ней? Мне незачем было торопить ее смерть хотя бы потому, что я и при жизни ее по факту владел всем ее имуществом!

– По факту – но не по закону! – веско и как всегда некстати заявил Воробьев.

Кошкин бросил в него убивающий взгляд и понял, что теперь-то точно размажет его по стенке.

– Воробьев! Выйдем, – велел он. Чуть мягче обратился к Соболеву. – Денис Васильевич, останьтесь в доме. Прошу вас покамест никуда не уходить.

– Я могу я пригласить своего адвоката?

– Да, разумеется. Но искренне надеюсь, что его услуги не понадобятся.

* * *

Воробьев настроя начальника, как всегда, не чувствовал и, возвращаясь в залу на первом этаже, где полиция устроила своеобразный штаб, вещал весьма бодро:

– Хорошо, что вы не стали арестовывать этого субъекта сразу, Степан Егорович, потому как нас прервали, и я не успел сказать вам самого важного.

– Неужто еще улики есть? – невольно удивился Кошкин. И понял, что снова обязан выслушать Воробьева, прежде чем задать трепку.

– Не то слово! Представьте себе, Степан Егорович, шубку нашли на даче. Ту самую, каракулевую!

Шуба, точнее полушубок рыжего цвета в мелкий завиток, и правда была накинута на спинку кресла.

– В передней висела, в доме Соболева, в Терийоках. Прямо на крючке. Я уж фотокарточку ту успел показать официанту трактирному – шубу узнал.

– А даму в шубе?

– Даму… говорит, волосы похожи, светлые под шляпкой, статью тоже похожа. Но вот лицо она спрятала – не разглядел.

Кошкин посматривал на шубу с сомнением. Кроя она была обыкновенного, никаких примечательных деталей не имела. Полненьких светловолосых дам в похожих шубах, особенно в феврале-месяце, при желании, найти можно сколь угодно.

А главное… Николаша ведь повеса тот еще. В дамочках переборчив. Он на гувернантку Мишину облизывается – а тут Юлия Михайловна. Банкирская супруга, возрастом лет на десять его старше. И лицом, прямо скажем, немиловидна – даже на самый невзыскательный взгляд. Обаяния в ней да женской привлекательности и того меньше. Нет, конечно, на всякий товар найдется купец – да только вообразить роман между Юлией Михайловной и Николашей не выходило у Кошкина, как бы он ни морщил лоб.

Ну а если не роман – то для какой надобности им встречаться тайком в нумере трактира?

– Юлия Михайловна признала, что шуба ей принадлежит? – спросил Кошкин.

– Не успел еще спросить. Виноват, Степан Егорович.

– Не успел? – делано изумился Кошкин. – Я уж думал, вы все на свете успели, Кирилл Андреевич! Вы хоть представляете, что, если выяснится, будто мачеху и правда убил Соболев – Александра Васильевна вам этого не простит?

– Как это не простит? – Воробьев даже покраснел от изумления. – Вы не правы, Степани Егорович! Александра Васильевна – девушка исключительно разумная! Конечно же она все поймет!

Кошкин только головой покачал, все больше и больше понимая, как непросто было бывшей жене Воробьева ужиться с таким субъектом. Произносить этого вслух он не стал, конечно только велел:

– Зовите сюда Соболеву, банкиршу. Немедля.

Покуда Кошкин дожидался, решил мельком оглядеть дневники Аллы Яковлевны. Ни одна из четырех тетрадок не была порвана или испорчена – их словно и вовсе не открывали. Лишь спрятали. И ведь Соболев прав: если бы он хотел, чтобы тетрадки не достались общественности, куда разумней их тут же сразу и сжечь. Прятать их логично лишь в одном случае: если есть расчет забрать позже да воспользоваться.