Саван для соловья (Тайна "Найтингейла")

— Собрались в город? — поинтересовался он. Она молча кивнула и, не сводя глаз с лобового стекла, таинственно улыбнулась. Все вышло на редкость просто. За всю дорогу она едва обронила с десяток слов. Все его намеки и заигрывания, которых, как ему казалось, требовали условия игры, оставались без ответа. Джулия Пардоу вела себя так, словно он был шофером, вместе с которым ей пришлось ехать лишь в силу необходимости. В конце концов, испытывая досаду и унижение, он принялся гадать, где мог допустить ошибку. Однако сосредоточенная молчаливость девушки и то, как ее голубые глаза впимателыю следили за его руками, то поглаживавшими руль, то переключавшими рычаг коробки скоростей, вернули ему уверенность. Она хотела его не меньше, чем он ее. Однако нельзя сказать, что они справились с этим быстро. К его удивлению, она все же кое о чем сказала. Оказывается, она направлялась на встречу с Хильдой Рольф; они собирались вначале поужинать, а затем пойти в театр. Что ж, теперь им придется идти в театр без ужина или же пропустить первый акт; но ее, похоже, не расстраивало ни то ни другое.

Удивившись и лишь слегка заинтересовавшись, Мастерсон спросил:

— А как ты объяснишь свое опоздание сестре Рольф? Или ты теперь не станешь утруждать себя встречей с ней?

Она пожала плечами:

— Скажу ей правду. Ей это следует знать. Заметив, как Мастерсон вдруг нахмурился, она поспешила его успокоить:

— Не волнуйтесь! Она не станет наушничать мистеру Делглишу. Хильда не такая.

Мастсрсону оставалось лишь надеяться, что это так. Таких вещей Делглиш не прощал.

— И что она сделает?

— Если я ей скажу? Думаю, бросит работу. Оставит клинику Джона Карпендера — она уже по горло сыта этой богадельней и до сих пор не ушла оттуда только из-за меня.

С трудом возвращая свои мысли от ее высокого, безжалостного голоса к настоящему, Мастерсон выдавил улыбку и примирительным тоном сказал стоящей перед ним женщине, так разительно отличавшейся от той, другой:

— Понимаете, пробки… Мне пришлось добираться сюда от Хемпшира. Но я не задержу вас надолго.

Небрежным жестом представив ей свое служебное удостоверение, он боком проскользнул в квартиру. Она даже не попыталась помешать ему. Глаза ее ничего не выражали, а мысли явно витали где-то в другом месте. Как только она закрыла дверь, зазвонил телефон. Не сказав пи слова, она оставила сержанта стоять в холле и почти бегом бросилась в комнату слева. Он слышал, как она протестующе повысила голос. Кажется, сначала она кого-то укоряла, затем принялась умолять. Потом наступила тишина. Мастерсон тихо прошел в холл и напряг слух. Ему показалось, что он слышит, как набирают номер. Женщина заговорила снова, но слов было не разобрать. Разговор занял всего несколько секунд. Затем опять последовал набор номера. Еще одни уговоры. И так она звонила по четырем номерам и лишь потом вернулась в холл.

— Что-то случилось? — спросил Мастерсон. — Может, я могу чем-то помочь?

Прищурившись, женщина пристально смотрела на него, словно кухарка, придирчиво оценивавшая соответствие цены и качества куска говядины. Затем, ни с того ни с сего, спросила:

— А вы умеете танцевать?

— Я был чемпионом по танцам среди сотрудников полиции на протяжении целых трех лет, — соврал Мастерсои. В полиции — что неудивительно — соревнования по танцам не проводились, однако он решил, что вряд ли ей это известно, и эта очередная ложь, как и все прочие, вышла у пего легко и непринужденно.

И снова пристальный, оценивающий взгляд.

— Тогда вам необходим смокинг. У меня сохранились вещи Мартина. Я собиралась продать их, но покупатель пока не пришел за ними. Обещал сегодня, но так и не явился. Разве можно полагаться на кого бы то ни было в наши дни? С виду у вас одинаковый размер. До болезни он был таким же широкоплечим.

Мастерсон с трудом поборол в себе желание рассмеяться.

— Я был бы рад помочь вам разрешить ваши затруднения, — стараясь говорить серьезно, произнес он. — Но я на службе и приехал сюда за информацией, а не затем, чтобы танцевать всю ночь,

— И вовсе не всю. Бал заканчивается в одиннадцать тридцать. Это бал медалистов Деларю в танцзале «Афинский» на Стрэнде. Поговорить мы могли бы и там.

— Но здесь было бы удобней.

Ее увядшее лицо сделалось упрямым.

— Я не стану разговаривать здесь.

Она говорила с раздраженной настойчивостью капризного ребенка. Потом в ее голосе прозвучал ультиматум:

— На балу или нигде.