Саван для соловья

— О, здесь, я думаю, имело место самоубийство. Ведь бедная девушка была беременна. Вероятно, она попала под воздействие сильнейшей депрессии, при которой она не видела смысла жить. Три года учебы пропали напрасно, к тому же у нее даже не было семьи, куда она могла бы вернуться. Бедняжка Фоллои! Не думаю, что она была из девушек, склонных к самоубийству, но, вероятно, это происходит под влиянием момента. Очень нападали па доктора Спеллинга — он следит за здоровьем студенток — за то, что он так скоро после гриппа позволил ей вернуться из изолятора. Но она не любила пропускать занятия. И дело не в том, что она все время пролежала в изоляторе. Ведь сейчас не то время года, чтобы отправить ее куда-то для выздоровления. Ей было так же хорошо в школе, как и в любом другом месте. И все же здесь не обошлось без влияния гриппа. Возможно, в результате ослабления здоровья она чувствовала упадок моральных сил. Этому заболеванию свойственны некоторые непредсказуемые и неприятные осложнения. Если бы только она кому-нибудь доверилась! Ужасно думать, что она покончила с собой в доме, полном людей, готовых ей помочь, если бы только она попросила… Вот, позвольте предложить вам еще чашечку чаю. И попробуйте это песочное печеиье. Оно домашней выпечки, его время от времени присылает мне моя замужняя сестра.

Делглиш взял кусочек печенья с предложенной тарелки и заметил, что некоторые полагают, будто Фоллон имела и другие, помимо своей беременности, причины для суицида. Возможно, это она добавила в молоко кислоту, ведь в критический момент ее видели в Найтингейл-Хаус.

Он выдвинул это предположение исподволь, ожидая ее реакции. Оно не могло быть для нее новостью, оно приходило в голову многим в Найтиигейл-Хаус. Но она оказалась слишком недалекой, чтобы удивиться, что старший детектив так откровенно обсуждает с ней этот случай, и чтобы задать себе вопрос, почему он это делает.

Она с презрительным смешком отвергла его предположение:

— Только не Фоллон! Это был глупый трюк, а она не была дурочкой. Говорю вам, любая студентка их курса знала, что это вещество — смертельный яд. И уж если вы предполагаете, что Фоллон собиралась убить Пирс — только зачем это ей?! — то я сказала бы, что она последний человек на земле, который стал бы страдать от угрызений совести. Если бы Фоллои решила кого-то убить, она не стала бы потом мучиться раскаянием, не стала бы убивать себя из-за этого. Нет, смерть Фоллон достаточно понятна. У нее была депрессия после заболевания гриппом, и она не могла избавиться от ребенка.

— Так вы думаете, что обе покончили с собой?

— Ну, насчет Пирс я не уверена. Нужно быть сумасшедшей, чтобы выбрать такую мучительную смерть, а Пирс казалась мне довольно здравомыслящей. Но это возможное объяснение, не так ли? И мне кажется, вы не сможете доказать иное, сколько бы вы здесь ни оставались.

Ему послышалась в ее голосе нотка самодовольства, и он кинул на нее быстрый взгляд. Но на худом лице он не прочел ничего, кроме обычной смутной неудовлетворенности. Она ела печенье, с хрустом откусывая его острыми, очень белыми зубами. Она сказала:

— Когда одно объяснение не подходит, самое неправдоподобное может оказаться действительным. Нечто в этом духе сказал кто-то из известных, кажется, Честертон. Медсестры не убивают друг друга. Коли на то пошло, они вообще этим не занимаются.

— Была такая медсестра Уоддингхем, — сказал Делглиш.

— Кто это?

— Лишенная предубеждений отвратительная женщина, которая отравила морфином одну из своих пациенток, мисс Бегли. Кто-то посоветовал мисс Бегли оставить медсестре Уоддиигхем свои деньги и собственность в обмен на пожизненный уход и проживание в доме этой медсестры. Это оказалось неудачной сделкой. Ну а сестру Уоддиигхем повесили.

Сестра Гиринг картинно передернулась от отвращения:

—С какими ужасными людьми вам приходится иметь дело! В любом случае, должно быть, она была из неквалифицированных медсестер. Вы не сможете убедить меня, что эта Уоддингхем состояла в списке Главного совета медсестер.

— Если подумать, то вряд ли. Даже пытаться не стану. К тому же я и не занимался этим случаем. Это произошло в 1955 году.

— Ну, вот видите, — удовлетворенно ответила сестра Гиринг.