Саваоф

— Похоже, эти дела и правда связаны, — сказал он. — Во-первых, работники фирмы, производящей приставку «Саваоф», на вчерашнем допросе сообщили нам, что покойная Татарская в день смерти приходила к ним и так же, как и вы, утверждала, что одна из фраз в записи была коренным образом изменена. Она не сказала, какая это фраза, ее просто интересовало, как это оказалось возможным. Но не это вас спасло. Другое... Вчера вечером были сведены вместе все записи с камер в доме Татарских, а также расшифрованы некоторые слова в разговоре покойной с ее визитером. К вам, я думаю, еще обратятся за помощью... Я не обязан этим заниматься, но я вчера весь вечер размышлял об этом вашем «Саваофе», думал, неужели можно придумать такую ерунду... Это я о вашем диске. Вроде бы вы умная женщина. Неужели вы всерьез верите, что полиция этим может заинтересоваться... И так я постепенно заинтересовался.

— Значит, мой расчет был точным, — не удержалась я.

— Все шутите... Исчезновение владельца банка «Елена», через который проводилась сделка, самоубийство его жены — факты, мимо которых я не могу пройти, даже если уверен, что уже нашел преступника. Пришлось поинтересоваться обстоятельствами смерти Татарской. Так эта запись попала ко мне. Между прочим, настоящая цифровая пленка, а не ваш суррогат. Самая настоящая. Вы поможете мне кое-что в ней прояснить?

Я кивнула, хотя мне даже думать было жутко о том, что я увижу последние часы жизни Елены.

— Там нет ничего страшного? — спросила я.

— Там вообще почти ничего нет... Я говорил, кажется, что убийца знал про камеры. Его фигура немного просматривается в холле, есть несколько проходов по коридору, и одно-другое отражение в зеркалах.

— Кошмар! — Я передернула плечами.

— Да, неприятно. Невозможно даже точно определить, кто это: мужчина или женщина. Разговор тоже слышен урывками. Изображение уже смонтировано, просмотр не займет много времени... Итак, начнем.

Он включил монитор, и сразу же появился холл, в котором мелькнуло платье живой Елены. Жизнь словно бы переигралась, как в программе «Саваоф»; может, вся наша жизнь — такая же программа? Елена жива, пусть только на экране, но кто докажет, что это имеет какое-то значение?

Я увидела Елену, идущую к входным дверям. В холле было темно. Потом вдруг появилось изображение с улицы, сверху. Мы видели макушку стоящего у порога человека. Я хотела сказать о камере, следившей за входом не сверху, а сбоку, но Гергиев догадался, опередил меня:

— Единственная камера, которая не работала в тот вечер — та, что у калитки. С нее этот человек был бы виден во весь рост. Правда, там далеко, но можно было бы сопоставить с окружающими предметами... Но эта камера не работала. Сломалась... Или сломали.

Елена между тем открыла дверь. Человек сразу шагнул в сторону, в тень и без того темного холла.

— Прячется? — испуганно спросила я.

— Почему? Не обязательно. Татарская стоит у него на пути... Если он левша, он должен шагнуть сюда. Если правша — в другую сторону. Если правша, но прячется — опять сюда. Ну, и так далее... Сейчас он виден лучше всего. Эксперты даже склоняются к тому, что это женщина.

— Женщина?

— Только очень толстая... Вы потом увидите ее отражение в зеркале.

— Толстая?!

— У вас есть очень толстые знакомые?

— Нет. А может, она так замаскировалась?

— Нет, они с покойной знакомы. То есть это обычная толстая женщина, и Елена знает, что она толстая. Сейчас эта неизвестная ей что-то объясняет, но слов не слышно. Эксперт растолковал, что у толстухи в кармане был прибор, искажающий звуковые волны. Большая часть сказанного не поддается расшифровке.

И вдруг Елена заговорила. Ее голос был добродушным.

— Я так и думала, что это ваши шутки — с «Саваофом», — сказала она. — Разработчики, действительно, не могли ничего изменить... Да им это и не надо... А вот вам надо, ребята! Нет, ну как я догадалась! Сразу!

Изображение расплылось совсем. Даже не тени — звездные скопления двигались на фоне стены. Я не могла определить, кто из них кто. Эти скопления плыли в самое темное место — там начинались личные комнаты, не просматриваемые камерами.

Фигуры совсем слились с фоном, и вдруг я услышала собственное имя.

— Когда она сказала это во время ссоры, я подумала: она с ума сошла, что ли? — это был голос Елены, говорящей визитеру обо мне. Она назвала только мое имя, причем в уменьшительной форме. (Толстуха меня знает! Что же это такое! Я не знаю никаких толстух!) — На просмотре я даже ждала повторения этих слов. Хотела посмотреть ей в глаза... И вдруг услышала совсем другую фразу! Представляешь себе мое изумление? — Елена издала короткий смешок. — Ну, думаю, все ясно — это маскировка. В реальности говорила одно, а на пленке сказала другое!

— Я сказала?! — не выдержала я. Это было неосторожно.

— Вы. А кто же еще? — произнес Гергиев, глядя на меня с подозрением. — Ведь вы, насколько я помню, утверждаете, что назвали пароли, но это кто-то стер.