Саведжи

Он был немного младше Аманды, но в данный период жизни у нее не оставалось времени на парней. Это была жертва во имя лидерства. Многие из ее так называемых друзей отвернулись, когда ее взгляды на жизнь стали тверже, но ничто не могло пошатнуть веру в то, что поедание продуктов животного происхождения неправильно и требует наказания. Джек определенно был привлекательным для своего возраста, но Аманду больше интересовала убеждающая смесь из его нарциссизма и энтузиазма, которой она могла воспользоваться. В итоге, она была скорее заинтригована, чем польщена его приглашением на обед. Она подумала, не была ли это возможность воплотить в жизнь ее активные взгляды. Именно об этом она думала каждый раз, останавливаясь у магазина. Слишком долго беззащитных животных подвергали насилию или убивали, чтоб позднее подать на тарелке людям. Коровы, свиньи, овцы и птицы оказались приговорены к тому, чтобы утолять наше чувство голода совсем не по своей вине. Даже океаны не стали исключением. С точки зрения Аманды, люди не оставляли ей иного выбора, кроме как объявить войну хищникам. В отличие от остальных видов на этой планете, люди обладали интеллектом, который позволял им решать, что есть. Она считала, что питание должно перекликаться с совестью, в других случаях они вынуждены будут заплатить за содеянное.

Естественно, Аманда не была глупой. Она никоим образом не собиралась отнимать жизнь. Это была работа рядовых солдат. Обладающих волей, но, возможно, нуждающихся в небольшой помощи и поддержке в выполнении их истинного призвания. Джек Гринвей показался ей юношей с потенциалом. Очевидно, он планировал переспать с ней, но и это она могла обернуть в свою пользу. Аманда улыбнулась сама себе, вспомнив, как обдумывала свой план по дороге обратно в университетский кампус. Она прекрасно понимала, что его обольщение будет вознаграждено, и, войдя в холл общежития, решила, что награда будет стоить инвестиций.

Все это в значительной степени сводилось к тому, что Джек Гринвей ждал ее у главного входа. Стоя около гибрида, он выглядел беспокойным, встревоженным и немного нервным, но когда Аманда улыбнулась ему, все это, казалось, растаяло.

Глава 24

Иногда Вернон Инглиш был рад тому, что живет один. Его брак развалился давным-давно, но он хотя бы смог переоборудовать гостиную в доме под следственный кабинет и не снимать со стены всех фотографий и записок. Раньше он не создавал ничего такого, но дело о Саведжах подтолкнуло его.

— Что я пропустил? — спросил он сам себя, сидя на диване и закинув ноги на журнальный столик. Стена напротив была обклеена снимками семьи, включая Олега и Джека Гринвея, и вырезками из журналов с Лулабель Харт. Он соединил некоторые изображения стрелочками, кое-где приклеил цветные стикеры с собственными размышлениями. В те моменты большинство из них имели смысл, но, глядя на них сейчас, частный детектив был уверен лишь в одном — после того, как он закроет это дело, ему понадобится профессиональный декоратор, который восстановит комнату.

Не отрывая взгляда от стены, Вернон потянулся к коробке на столе за буррито. Тот уже давно остыл, но, несмотря на отвлечение, он не собирался сдаваться. Жуя купленную еду, сыщик сосредоточился на части стены, посвященной Титусу Саведжу. Мужчина был причастен к смерти модели, и детектив не успокоится, пока не найдет доказательства этому.

Но в то же время Вернон не мог отмести тот факт, что он завидовал. Титус был успешным человеком в деловых кругах, где беспощадность принималась практически как благодетель, а дома показывал себя совсем с другой стороны, и семья явно обожала его за это.

— У некоторых есть все, — пробормотал он и поднялся. — Другим же приходится довольствоваться объедками.

Подойдя к окну, из которого открывался вид на магазин «Все за фунт», Вернон прижался лбом к стеклу и вздохнул. На подоконнике перед ним стоял десяток фотографий в деревянных рамках. Все они были сделаны во времена его брака, начиная медовым месяцем и вплоть до последнего Рождества, которые они провели вместе. На каждом снимке лицо его жены было заботливо зарисовано маркером. Чем дальше, тем сильнее он убеждался, что ее больше не существует. Но он все равно не был готов отмести тот факт, что когда-то сумел разделить свою жизнь с кем-то особенным. Он поднял одну фотографию и всмотрелся в нее. Если бы у них все сложилось, он мог бы стать любящим отцом. Как бы Титус ни скрывался от мира, Вернон Инглиш мог только нехотя восхищаться его приверженностью к семье и умению объединять их.

— В чем же твой секрет?

Поставив рамку на подоконник, Вернон вернулся к стене. Его взгляд перебегал с одной фотографии на другую, прослеживая за карандашными линиями и продумывая альтернативные варианты. Но все снова казалось сплошной путаницей. Вернон отвернулся; его мысли переключились на острый соус, который, вероятно, был в кухонном шкафу, но потом пустились вскачь.