Савелий Крамаров. Сын врага народа

Зал аплодирует. И не только неожиданной развязке сюжета. Я заметил, что у каждого выдающегося комика своя улыбка: недоуменная от превратностей жизни у Фернанделя; несколько глуповатая и нервная до гротеска у Луи де Фюнеса, отражающая в комической форме зачастую далекий от здравого смысла мир; у Пьера Ришара — умная и грустноватая, идущая от души, ищущей выхода из трудных ситуаций, а наша российская жизнь, где элементарные человеческие понятия перевернуты с ног на голову, оказалось, заставляла глаза Никулина от удивления происходящим буквально лезть на лоб. У Савелия Крамарова улыбка ближе к никулинской, тоже порою с оттенком изумления, но в большей части искрящаяся оптимизмом, животворной силой, заставляющей зрителя смеяться раскованно, как и сам артист. Еще раз повторяю: юмор — обратная сторона трагедии, и советское бытие так зарядило Савелия иронией, радостью жизни как таковой, что он не только выжил в ней, но и стал популярным и любимым артистом, не позволил растоптать себя, свое достоинство и снова родился как артист в другой стране, где киноискусство не только любят, но и боготворят его. Будет возможность — еще раз посмотрите его заразительную, потрясающего воздействия улыбку в конце фильма «Москва на Гудзоне». Артист не только играет совершенно новую для себя роль, о которой даже не мог мечтать в России, где она вообще не могла возникнуть, поскольку чекисты в советских фильмах подавались только как суперпатриоты и самоотверженные герои, хотя, как-ныне показывает едва открытая чекистская статистика, немало их оставалось за рубежом и предавало родину.

Я улыбаюсь, душа моя переполняется радостью за Савелия. К этому времени более десятка советских резидентов изменили родине. Удар Крамарова в эту болевую для чекистов точку был настолько силен и ярок, что иностранный корреспондент «Литературной газеты», наверное, как и большинство наших разведчиков, работавший под журналистской «крышей», разражается на страницах газеты пасквилем на Савелия, совершенно бездоказательным, грубым, и предрекает артисту судьбу продавца сосисок. Заметьте, что сосисок, а не хот-догов, поскольку еда эта советскому читателю неизвестна и в лучшую сторону отличается от той, что ему предлагают.

Душа моя радуется: «Браво, Савелий!»

На волнах заокеанской жизни