Савитри. Легенда и символ

Переливаясь через край, сделало воздух светящимся морем.

В пылающий момент апокалипсиса

Инкарнация откинула свою вуаль в сторону.

Фигура в бесконечности маленькая

Еще стояла и казалась самим домом Вечного,

Словно центр мира был ее душою самою

И все пространство широкое было лишь ее внешней одеждой.

Изгиб спокойной надменности далекого неба,

Нисходящего в земное смирение,

Ширь ее лба была сводом взора Всеведающего,

Ее глаза были двумя звездами, что наблюдали вселенную.

Сила, что была из вершины ее существа, воцарилась,

Поселенное в лотосовую тайну Присутствие,

Пришло вниз и овладело во лбу ее центром,

Где Господь разума в своей комнате контрольной сидит;

Там, посаженный на прирожденный трон концентрации,

В человеке он открывает третий мистический глаз,

Глаз Незримого, что глядит на незримое,

Когда Свет золотым экстазом его мозг наполняет

И Вечного мудрость выбор его направляет,

И вечная Воля захватывает смертного волю.

Оно двигалось в лотосе ее горла песни,

И в ее речи пульсировало бессмертное Слово,

Ее жизнь шагами души мира звучала,

Двигаясь в гармонии с космической Мыслью.

Как скользит солнце Бога в пещеру мистическую,

Где от преследующих богов он прячет свой свет,

Оно в лотос ее сердца скользнуло

И пробудило в нем Силу, что изменяет Судьбу.

Оно в глубину лотоса пупка влилось,

Поселилось в узком доме маленькой жизни-природы,

На страстях тела вырастило цветок восторга небес

И сделало желание небесным пламенем чистым,

Прорвалось в пещеру, где спит свернутая Энергия Мира,

И ударило тысячекапюшонную змеиную Силу,

Что, вспыхивая, поднялась и обвила наверху Самость Мира,

Соединила бессловесность Материи с тишиной Духа

И действия земли молчаливой силой Духа наполнила.

Так, измененная, она ждала Слова.

Вечность в глаза Смерти смотрела.

И живую Реальность Бога видела Тьма.

Затем Голос стал слышен, что казался самой тишиной

Или произношением бесконечности, спокойным и низким,

Когда она в сердце сна говорит с тишиной:

"Я приветствую тебя, всемогущая и победоносная Смерть,

Ты — грандиозная Тьма Бесконечного.

О Пустота, что для существования всего делает комнату,

Голод, что гложет вселенную,

Холодные остатки солнц пожирая,

И ест целый мир твоими челюстями пламени,

Опустошитель энергии, что сделал звезды,

Несознание, семян мысли хранитель,

Неведение, в котором Всезнание спит погребенное

И медленно появляется в его полой груди,

Неся ума маску Неведения яркого.

Ты — моя тень и мой инструмент.

Я дала тебе форму страха ужасную

И твой острый меч ужаса, горя, страдания,

Чтоб заставлять душу человека ради света бороться

В краткости его полусознательных дней.

Ты — его шпоры, подгоняющие в его работах к величию,

Хлыст, чтобы он к вечному блаженству стремился,

Его мучительная нужда в бессмертии.

Живи, Смерть пока, будь еще моим инструментом.

Однажды человек тоже узнает твое бездонное сердце

Безмолвия и мир размышляющий Ночи,

Вечному Закону послушание мрачное

И непреклонную жалость в твоем взгляде спокойную.

Но сейчас, о Могущество вечное, в сторону встань,

С пути моей инкарнировавшей Силы сойди.

Избавь сияющего Бога от твоей черной маски;

Освободи душу мира, которую зовут Сатьяваном,

Отпусти от своей хватки страдания и неведения.

Чтобы он мог встать, жизни и судьбы господин,

Делегат человека в доме Бога,

Друг Мудрости, Света супруг,

Вечный жених вечной невесты".

Она говорила; не убежденная Смерть сопротивлялась еще,

Хотя знала, еще отказываясь знать,

Хотя видела, видеть отказываясь.

Непоколебимо стоял этот бог, своего права требуя.

Его дух согнулся; его воля повиновалась закону

Его собственной природы, даже для Богов обязательного.

Двое, лицом к лицу стоя, с друг другом соперничали.

Его существо, как огромный форт тьмы, возвышалось;

Вокруг него ее свет рос, океана осада.

Пока Тень выдерживала, не повинуясь небу открыто:

Уязвляемый спереди, сверху теснимый,

Конкретная масса сознательной силы, он терпел

Ее желания божественного тиранию.

Пресс невыносимой силы

Навалился на его несклоненную голову и упрямую грудь;

Свет, как горящий язык, лизал его мысли,

Свет был в его сердце сверкающей пыткой,

Свет, великолепная агония, преследовал сквозь его нервы;

Его тьма бормотала, в ее погибая сиянии.

Ее повелевающее Слово приказывало каждому члену

И не оставило места для его воли огромной,

Что, казалось, выталкиваемая в некое пространство беспомощное,

Не могла снова войти, его пустым оставляя.

Он воззвал к Ночи, но она отступила, содрогаясь, назад,

Он воззвал к Аду, но угрюмо тот удалился:

За поддержкой к Несознанию он повернулся,

Из которого он был рожден, к своей широкой, поддерживающей самости;

Оно назад его отвело к пустоте безграничной,

Словно собою он сам себя поглощал:

Он воззвал к своей силе, но она его зов отвергла.

Свет съедал его тело, пожирал его дух.

Неизбежное он узнал, наконец, поражение

И, разрушаясь, оставил, форму, которую нес он,

Оставив надежду сделать душу человека своею добычею,

Заставить бессмертный дух быть смертным.

Далеко он бежал, избегая ее ужасных касаний,

И убежище нашел в отступающей Ночи.

В грезящих сумерках того символичного мира

Скрылась ужасная вселенская Тень,

Исчезая в Пустоте, из которой она вышла.