Савмак. Пенталогия (СИ)

   Засунув бесполезный лук в горит, он подобрал повод и крепко огрел Ворона плетью по взмыленному крупу, заставив его ещё наддать ходу. Когда расстояние между ними сократилось до пятнадцати шагов, юноша бросил в волка волосяной аркан, но непрестанно оглядывавшийся на бегу с высунутым розовым языком зверь был к этому готов и скакнул в сторону, а затем, решив, видимо, проскочить перед самым носом охотника к лесу, резко свернул вправо.

  Савмак, бросив аркан, наддал пятками в бока Ворону, преграждая волку путь к спасительному лесу. Не отказавшись от своего намерения, волчара внезапно взвился в высоком прыжке, оскалив усеянную острыми клыками огромную пасть. Едва успев выставить навстречу руки, Савмак схватил хищника за горло и полетел вместе с ним с коня. В последний миг, перед тем, как удариться головой о землю и провалиться в бездонную чёрную яму, ему показалось, что вместо клыкастой волчьей пасти, он видит перед самым своим носом обросшее торчащими во все стороны чёрными космами человечье лицо со свирепыми жёлто-зелёными глазами...

  И вот он - беспомощный пленник в руках кровожадных дикарей-тавров, намертво привязанный к их священному дубу где-то высоко в горах. Помощи и спасения ждать ему не от кого, и жить ему осталось считанные часы или минуты.

  Увидев, что пленник очнулся, таврский вождь-оборотень что-то гортанно выкрикнул на своём грубом, непонятном языке и воинственно вскинул над головой свою страшную секиру. Все воины вокруг него тотчас ответили громкими угрожающими криками и загрохотали топорами о щиты. Толпа позади воинов радостно заголосила и заверещала визгливыми женскими и детскими голосами.

  В тот же миг из-за священного дуба на поляну вышел таврский шаман с изрезанным глубокими морщинами, раскрашенным кроваво-красными полосами лицом в обрамлении длинных, неряшливых, грязно-седых косм, закутанный в серые волчьи шкуры, с оскаленной волчьей головой на лбу вместо шапки. Шаман сжимал за горло двух шипящих, широко разевая длиннозубые пасти, лесных гадюк, обвившихся вокруг его рук своими толстыми чёрными телами. При виде колдуна дети и женщины в страхе затихли, и только воины продолжали ритмично ударять топорами о щиты. Под их грохот шаман начал свой колдовской танец перед пленником, бормоча какие-то неразборчивые заклинания и поднося то одну, то другую руку с треугольными гадючьими головами к голому торсу и лицу Савмака. Но Савмак выдержал прикосновения длинных раздвоенных змеиных языков, не дрогнув, ни разу даже не моргнув, и шаман, убедившись, что ему не удалось запугать скифского пленника своими змеями, скрылся обратно за дерево.

  Теперь настал черёд воинов пугать юного скифа. Под усилившийся и участившийся грохот топоров о щиты, один из них внезапно кинулся с устрашающим воплем на беспомощного пленника и с размаху вонзил секиру в дуб возле самого его уха. На безучастном, бледном лице Савмака не дрогнул ни один мускул. Следующего таврского воина, с яростным криком подскочившего к священному дубу, вращая над головой сверкающей секирой, он встретил презрительной ухмылкой...

  Из рассказов старших, любивших пугать детей россказнями о жутких обычаях тавров, Савмак хорошо знал, что прежде чем убить, те устраивают своим пленникам испытание на храбрость. Тех, кто его выдержит - не дрогнет, не зажмурится в испуге перед лицом неизбежной смерти, - они считают храбрецами, достойными быть принесенными в дар их кровожадной богине-девственнице Орейлохе. Таких ждёт лёгкая и быстрая смерть: им дозволяют прыгнуть в глубокую пропасть. Тех же, кто, не выдержав испытания, показал себя достойным презрения трусом, они, себе на потеху, убивают долго и мучительно, подвергая изощрённым пыткам.

  Савмак решил, что должен выдержать это последнее в своей короткой жизни испытание с достоинством, не посрамив чести отца-вождя и всего своего славного рода. Тогда его душа храбреца, даже если его кости, брошенные на съедение лесным зверям, не обретут покой в могиле, всё равно отыщет дорогу с Земли на Небо - к пирующим вокруг звёздных костров доблестным предкам. Не обращая больше внимания на наскакивавших на него один за другим, размахивая смертоносными топорами, тавров, Савмак вызвал в памяти родные образы отца, матушки, братьев, сестёр, друга Фарзоя, мысленно прощаясь с ними...

  Вдруг Савмак почувствовал на шее лёгкое прикосновение какой-то невидимой букашки, должно быть, перелезшей на него с коры дуба. Пробежавшись по шее, она перебралась на мочку правого уха, побродила немного по ушной раковине, полезла было вглубь, но, к счастью, передумала, оставила, наконец, невыносимо зачесавшееся ухо в покое и неторопливо поползла по виску к уголку правого глаза. Савмак весь мучительно напрягся, из последних сил удерживаясь от желания моргнуть, отгоняя назойливую козявку. А та, лоскотно перебирая крохотными ножками, направилась от глаза вниз по щеке к подбородку, оттуда бесстрашно забралась на губу...