Савва Морозов

По словам Д. А. Олсуфьева, «Морозов в 90-х годах… еще дружил с проживавшим тогда в Москве молодым помощником присяжного поверенного А. В. Кривошеиным и был, мне кажется, под сильным влиянием консервативно славянофильских идей, которых держался Кривошеин». В XX веке Александр Васильевич Кривошеин станет крупным российским государственным деятелем, будет занимать важные посты в русском правительстве, в том числе пост главноуправляющего землеустройством и земледелием (1908–1915); в годы Гражданской войны станет видным деятелем белого движения, председателем правительства Юга России (1920).

Если Толстой, Морозов и Олсуфьев были погодками, то А. В. Кривошеин (1857–1921) годился им в старшие товарищи. Кривошеин был из тех людей, которые задают тон в общении. Впоследствии супруга Саввы Тимофеевича язвительно напишет о нем в воспоминаниях: у Кривошеина «…было уменье войти в чужую душу, и он этим прокладывал себе жизненный путь и дошел до поста министра земледелия, не умея отличить гречу от овса». [110]Александра Васильевича объединяла с Морозовым не только учеба на физико-математическом факультете (который он скоро сменит на юридический факультет Санкт-Петербургского университета), но и общее увлечение — искусство: Кривошеин коллекционировал произведения западноевропейской живописи. «Близкий нам человек во время нашего студенчества, почти свой в наших семьях, А. В. Кривошеин пользовался огромным успехом в московском купеческом «свете» и в особенности среди дам и девиц. Кривошеин был тогда восторженным эстетом, декламатором стихов и любителем живописи». [111]Дружба Морозова с Кривошеиным длилась более десятилетия, по крайней мере до начала 1890-х годов. В 1892 году А. В. Кривошеин породнился с Саввой Тимофеевичем, женившись на его племяннице, Е. Г. Карповой, и после женитьбы переехал в Петербург. Видимо, после этого общение друзей сильно затруднилось.

Студенческая жизнь сближала Морозова не только с дворянами. Если верить свидетельству его внука, «не стеснялся Саввушка приводить домой и других коллег — в косоворотках под потертыми студенческими куртками». На протяжении большей части XIX века высшие учебные заведения были головной болью правительства: нередко в их стенах распространялись левые и крайне левые идеи. Однако в 1880-х годах, после убийства народовольцами императора Александра II (1881), власть старалась пресекать действия революционно настроенных граждан еще в зародыше. По словам C. Л. Толстого, несмотря на отдельные факты вовлечения студентов в народовольческое движение, «время моего пребывания в университете было глухим временем: революционеры были разгромлены и скрывались в подполье». [112]Поэтому в 1880-х, да и в 1890-х годах Савва Тимофеевич был еще очень далек от сочувствия революционерам.

Университет являлся огромным плавильным котлом, где мирно сосуществовали выходцы из разных сословий. Высшая школа стирала различия этического и мировоззренческого плана, обусловленные разным происхождением студентов, различием тех сред, в которых они воспитывались. Все вели приблизительно схожий образ жизни. Некоторое представление об университетском быте той поры дают воспоминания старшего сына Льва Николаевича Толстого — Сергея.

В 1881 году семейство Толстых переезжало из Ясной Поляны в Москву. Сергей Львович, собиравшийся поступать в Московский университет, перебрался в Москву первым. Быт Первопрестольной был для него необычен — равно как и то, что на одной студенческой скамье богатые купцы и обеспеченные аристократы соседствовали с малоимущими студентами — выходцами из разночинной интеллигенции. [113]Поэтому Сергей Толстой со вниманием присматривался к университетским порядкам: «В начале сентября лекции еще не начинались, знакомых и родственников в городе почти не было, и я недели две бродил по Москве без дела. Я ходил обедать в кухмистерскую, учрежденную студентами на товарищеских началах. Она оказалась далеко не образцовой, была грязна и плохо организована. Прислуги не хватало. Из хлеба, нарезанного кусками и лежавшего на большом блюде, каждый брал сколько хотел, нередко грязными руками и неаккуратно, так что куски крошились и хлеб превращался в смесь мякиша, корок и крошек. Но мне в то время всё студенческое нравилось, и я с удовольствием смешивался со студенческой толпой». [114]

Университетская жизнь Саввы Тимофеевича была столь насыщенной, что от него стали постепенно отдаляться старые друзья. В начале второго курса, «осенью 1882 года, Савва почти перестал бывать у Крестовниковых. По воскресеньям, когда собиралась у Морозовых молодежь, он часто уезжал на фабрику в Зуево». Один из близких к семье людей высказал предположение, что «либо у Саввы новый амур, либо матушка его не пускает. И принялся доказывать, что Савва был безумно влюблен в Машу (Марию Александровну Крестовникову. — А. Ф.), но Тимофей Саввич и Мария Федоровна нашли нужным положить этому конец, учитывая молодость сына и то, что он только-только поступил в университет». [115]