Савва Морозов: Смерть во спасение

Зинаида Григорьевна могла бы радоваться своей победе, но радость-то была все-таки уныленькая. Свекровь? Ее радушие двуликое, как и всегда. Дело минуты, а дело другой — обратное. Мало что понимала в делах Зинаида Григорьевна, а все же догадывалась: коль Савву отстранили от фабрик, так и от счетов фабричных могут отстранить? Смотри тогда свекрови в беззубый рот! Порядочные капиталы Савва еще при женитьбе положил на ее счет, кой-какие и проценты набежали, да надолго ли, случись что, хватит? Насчет лести барона, или кого-то другого, она не обманывалась. Льстятся, коль запах денег чуют.

Генералы, эполеты, графья, бароны, а все их отцами нажитое промотано. Потому и мода на купчих пошла. Особливо на вдовых-то.

Она ужаснулась своей так далеко залетевшей мысли и тихо даже посоветовала:

— Савва, ты, может, сам позвонишь Россолимо да пригласишь к нам на чашку чаю? Мне как-то и неловко.

— Сам так сам, — опять как-то слишком уж безвольно согласился он.

Но все же несколько дней раздумывал, засев под вой разыгравшейся вьюги на своем этаже. Зинаида Григорьевна не торопила. Савва если что обещает — делает.

Россолимо приехал не раньше, чем телефонировал, — можно? Разумеется. У такого доктора вежливость в крови. Просто добрый знакомый, заехавший на чаек. Явился с двумя приятелями, которые рады познакомиться с Саввой Тимофеевичем. Да разве он и не знает? Они же из его, морозовской больницы. Слава богу, попечением мецената Морозова больница пребывает в хорошем состоянии. Ну, а уж больные? Тут как судьба ляжет. Не все же в руках врачебных — главные руки-то, милостивые, у господа. Зинаиде Григорьевне такой ненавязчивый разговор нравился. Она редко бывала в мужниной компании и сейчас дивилась его шутливой выдержке. Что стало с Саввой? Ручным он никогда не был. А тут легко поддается на наводящие вопросы. Такой врач, как Россолимо, — они врачом себя не выказывает. Просто приятель. Собеседник. Застольник, в конце концов. Не стесняясь Зинаиды Григорьевны, с добрым поклоном в ее сторону пули льет:

— Да, как бросаем бабские прелести. пардон, пардон, Зинаида Григорьевна. так и начинаются наши хворобы. Врачи? Ах, врачи-рвачи! Нам лишь бы денежку выколотить из больного. Знаю, знаю вашего студенческого профессора-медвежатника, как его. Богословского? Да-да. Мы-то чем лучше? Знаменитость? Но я чем больше практикую — тем меньше понимаю больных. Как мы говорим: все болезни от нервов. А что есть нервы? Суть туго натянутой струны. При хорошей жизни струны эти в положенное время отпускаются, будь то при выпивке порядочной, будь при женщине беспорядочной. Пардон, пардон! Публичные дома — оно зло или добро? Умная жена понимает, сама подталкивает: сходи, сходи, дорогой, разомни свою плоть, поднастрой свои струнки. а то и в супружескую постель не приму. Как не потрафить родному человечку! Что, страх мучает, Савва Тимофеевич? Неуверенность в нашей грешной жизни? Предвкушение какого-то черного конца?.. Черт с ним, со всем этим? Мы вот еще дернем коньячишку. из ваших прекрасных погребов. Да и завалимся в какой-нибудь бордельчик. Пардон, пардон, Зинаида Григорьевна, вы нас не слушайте. Я глуп, как мой стетоскоп. Потому и не мурыжу эту трубу. Лучше помурыжу очередную рюмашку. Что? Отстранение от дел фабрики ударило по самолюбию? Господи, какая малость! Мы же на тот свет все равно все с собой не заберем. Чего суетимся? Будь моя воля, да и денежки, денежки, я бы в пробежку до границы, а там — вскачь, вскачь по Европам. Право, дорожные скачки поднимают настроение. Что, вы едете с Зинаидой Григорьевной? Ах, детки, я и забыл. Ну, так один прошвырнитесь. В компанию мы вам порекомендуем пару наших хороших приятелей, не беда, если и докторов. Все равно доктора ничего не могут. кроме как рюмку правой рукой поднимать, а левой шарить по коленям своей застольной собеседницы. Пардон! Пардон! ЗинаидаГригорьевна, вы уж извините мою болтовню.

Она, конечно, извинила. Россолимо добился того, чего женушке при всем желании не удалось бы. Савва в самом веселом расположении духа воскликнул:

— Да, прошвырнуться! Забурел я в этих Ореховых да Зуевых. Но ведь прежде в бордельчик, не правда ли?

Он не замечал, как посмеивается Зинуля. Он не слышал, как ей на прощанье нашептывает хитрый бес Россолимо:

— Все будет ладком. Мы у цыган кончим, не больше. Куда мне — по борделям?

Они умчались на паре, на этот раз с кучером Матюшей, а ей скучать не дал другой бес — барон. Словно поджидал отъезда мужчин. Да, она же болтала по телефону — по привычке, только по привычке. Мол, надо же, муженек с приятелями в бордель укатил, вот жизнь! Что делать бедной женушке?

Видимо, барон Рейнбот знал, что делать. Одни сани отвалили, другие привалили к подъезду, под затишно устроенную арку. Барон был в одном мундире, даже без шинели. Сани остановились прямо у красного ковра, уводящего из подъезда в прихожую. Долго ли бравому генералу сбросить с плеч медвежью, накинутую поверх мундира, наопашь, доху — дай подбежать к ручке? Свой человек, он не стеснялся прислуги.

Вечер предстоял нескучный.