Читаем Савва Морозов полностью

Правда заключается в том, что Морозов — безусловно, один из наиболее выдающихся людей своего времени, вобравший в себя его во многом противоречивые черты. Образ трагический, надорванный — образ человека, так и не сумевшего найти себе подходящее место в современном ему обществе. В этом смысле Савва Тимофеевич — фигура типичная для своей эпохи. Как и многие купцы его поколения, просвещенные, получившие блестящее образование, познакомившиеся с лучшими достижениями западноевропейской научной мысли, Морозов оторвался от своих корней. Отошел от присущих купечеству ценностей: патриархальности, крепости православной вере, здорового почвенничества. Превратился в гигантское перекати-поле, которое ветер судьбы с легкостью швырял куда ему вздумается. Именно об этом — о мучительной оторванности образованных русских людей от родной почвы — говорил Горький в лучших своих произведениях. Именно эту мысль он вложил в уста старшины малярного цеха В. В. Бессемёнова в пьесе «Мещане», сокрушавшегося, что он дал детям высшее образование: «Никогда не надо детям давать больше того, сколько сам имеешь». Колоссальная разница в культурном и образовательном уровне и, что еще страшнее, полная несовместимость мировоззрений «отцов» и «детей» привели не просто к конфликту поколений, но к слому основ Российского государства.

В начале XX столетия значительная часть русского образованного общества оказалась, по меткому выражению московского губернатора В. Ф. Джунковского, охвачена «состоянием революционного психоза». Общество жаждало перемен, и откуда придут эти перемены, было не столь важно. Поддержка радикальных организаций в те времена стала модным поветрием, своеобразным спортом для тех, кто располагал деньгами либо влиянием в обществе, но не имел сколько-нибудь устойчивых нравственных ориентиров. На одной арене соревновались представители разночинной интеллигенции, простого люда и даже дворянства. И, конечно, в дело революции вкладывались, деньгами или личным участием, крупнейшие представители купечества, причем не только московского, хотя в этой области, как и во многих других, оно было наиболее активным. Можно назвать имена Н. П. Шмита — сына крупного московского мебельного фабриканта, наследовавшего колоссальное состояние Морозовых-Викуловичей, который ушел в революцию; нижегородца, миллионщика Н. А. Бугрова, финансировавшего РСДРП; шерстяных фабрикантов Арманд, среди которых, говоря словами П. А. Бурышкина, «были люди, весьма близкие Ленину», а также множество других. «Революционной заразой» переболела значительная часть тогдашнего русского общества. Некоторое отрезвление пришло только с первой русской революцией 1905–1907 годов, унесшей и поломавшей немало человеческих жизней.

В самом начале XX века С. Т. Морозов на некоторое — довольно краткое — время прельстился новыми идеями, потерял рассудок и опередил всех в стремительном движении к пропасти. Государственник до мозга костей, граф С. Д. Шереметев, хорошо знавший Савву Тимофеевича, осуждающе писал: «Эти Морозовы, всего на одно поколение отдаленные от типичных представителей степенной бытовой Москвы, резко и запальчиво бросились в весь водоворот развращающей волны и стали, можно сказать, во главе этого разврата!»[654] Но — это следует еще раз подчеркнуть — увлечение крайне левыми идеями стало лишь временным ослеплением, лишь кратким этапом в его длительной общественно-политической карьере. К тому же оно было тесно связано с его любовными переживаниями. Это ослепление довольно быстро прошло. В отличие от многих современников Савва Тимофеевич стал прозревать еще до революции 1905–1907 годов. Однако прозрение стоило ему жизни. Он все-таки стал жертвой той бездны, с которой так безрассудно заигрывал.

Жизнь С. Т. Морозова — это, безусловно, трагедия. Причем трагедия не одного отдельно взятого человека, но целого общества. Общества, верхушка которого растеряла нить сложности: отказалась от ценностей предков — но так и не сумела создать собственных общезначимых ценностей, годами накапливала богатства — и тратила их в одночасье, одной рукой созидала науку, культуру, экономику, другой — занималась разрушением основ. Не зря Савва Тимофеевич стал персонажем целого ряда литературных произведений. Это «Закат старого века» и «Дрогнувшая ночь» А. В. Амфитеатрова, «Самоубийство» М. А. Алданова, а также горьковские сочинения: «Егор Булычов и другие», «Жизнь Клима Самгина», «Мать», отчасти «Дело Артамоновых». Данный список можно продолжить. Важно, что Савва Морозов — случай не единичный, а — типичный для своего времени. Его университетский товарищ Д. А. Олсуфьев, живя в эмиграции, очень точно сказал: «Судьба Морозова представляет в миниатюре судьбу всей нашей передовой интеллигенции: сеяли ветер, пожали бурю; играли с огнем, — доигрались до пожара, в котором и сами сгорели».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное