Савва Сторожевский

Чем мы и займёмся. Но... чуть позднее, в отдельной главке настоящей книги, названной — «Мифы о Дубенском острове» и помещённой чуть далее под общим заголовком «Загадки жития Звенигородского чудотворца».

Сделано это потому, что так удобнее будет для общей логики нашего повествования, состоящей из цепочки гипотез, нанизываемых одна на другую.

Всё равно ведь, как уже говорилось выше, данной главы могло и не быть.

Будем же считать, что её и не было...

Зато была другая, к ней мы и перейдём.

Духовник честной братии

Вот и душа требует омовения...

Старец Иоанн (Крестьянкин)

Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времён: «Блаженный же Сергий... избрав из стада учеников своих сего блаженного Савву, о нём же повесть эта предлагается, видя отрешение его от жизни и честный нрав, и тихое поведение, и в итоге благого изволения, вручил ему старейшинство...»

Даже далёкий от церковной традиции человек наверняка слышал о том, что существуют духовники — те, кто принимает исповедь других людей. В этом деле с XIV века ничего не изменилось. Таинство исповеди всё так же совершает священник.

Духовниками иногда называют и духовных наставников, руководителей, то есть тех, кто помогает более молодым или менее опытным в духовной жизни.

В монастыре также есть свои духовники. В исповеди нуждаются все иноки, причём регулярно. И точно так же духовник необходим настоятелю обители, тому, кто может обладать самой большой властью или даже наивысшим саном.

Со времён Сергия Радонежского традиция духовничества в лоне православной церкви почти не изменилась. И если мы погрузимся вновь во времена основания и становления Троицкого монастыря неподалёку от Радонежа, то это никак не станет причиной непонимания нами — современными людьми — мотивов или причин тех или иных поступков живших тогда людей.

Своим наставником — и не случайно — братия Троицкой обители считала преподобного Сергия. Но кто-то же должен был исповедовать и его самого! Это мог быть и почтенный старец, и всеми уважаемый инок. В любом случае — то был незаурядный человек, высоких духовных нравственных качеств, пример подвижничества которого мог повлиять на выбор основателя монастыря.

Известно, что в последние годы жизни Сергия Радонежского духовником Троицкой обители, включая и самого игумена-основателя, был инок Савва, будущий Сторожевский. Это отмечали его Жития. Именно ему монахи доверяли свои сокровенные мысли. Но главное — с ним делился заботами, печалями и проблемами преподобный Сергий.

Недаром у Маркелла сказано, что инок Савва пребывал в монастыре «в совершенном послушании, монашеской жизни обучаясь нраву, воздержанию и бдению, чистоту во всём соблюдая, как украшение всего иноческого жития. Работая много руками своими, в пении молясь беспрестанно, никогда ни с кем не беседуя, но больше уединяясь и в молчании пребывая. И всё казалось, что он из простых людей, ничего не знающий, но многих в мудрости мнящих себя витиями разумом превосходил. Не внешней ибо мудрости искал, но более горней, и к ней подвизался».

Примечательно описал эти события один из биографов Саввы Сторожевского в XIX столетии, сам хорошо разбиравшийся в устройстве монастырской жизни и бывший настоятелем Звенигородской обители — епископ Леонид (Краснопевков). «Савва, — писал он, — по просвещению духовному, по воспитанию сердечному, по бдительности над собою, был призван Сергием к трудному деланию, к послушанию, которое нелегко приемлется смиренномудрыми иноками. Он был поставлен во пресвитера и назначен духовником. В высокой степени трогателен был он, когда в благоговейном страхе и слезах, приносил бескровную жертву, и столько же назидателен, когда действовал в качестве духовнаго отца. Молчанием обучив себя бережливому, осторожному употреблению слова; в подвиге послушания, самоотвержения, борения с искушениями, изведав тайники собственной души, он явился таким судьёй и целителем совести ближняго, что ищущие спасения скоро оценили в нём высокий дар назидания: не только иноки, но и миряне приходили к нему открывать язвы совести своей».

А какими полномочиями мог быть наделён духовник? И вообще, трудное ли это дело — знать чужие грехи?