Сазан

– Ну, например, однажды все эти трое увлеклись фотографией. В школе был фотокружок, и комната, где проявлялись снимки, и как-то мы готовили праздничную стенгазету и сняли всех учителей. И вот Нестеренко, который очень неплохо рисовал, тайком ото всех подретушировал снимки. Тому, у кого была лысина, он сделал лысину чуть побольше. Тому, у кого были острые зубы, он сделал зубки чуть поострее. Мой бедный нос, который, как вы видите, у особ более молодого возраста называется «орлиным», он изобразил с более заметным крючком. Наши зубки стали зубастей, а подбородки – подбородистей, сообщая лицам выражение, обычно свойственное портретам известных художников Кукрысниксов. Но это были не карикатуры. Просто, когда отпечатали снимки, учителя стояли в недоумении перед газетой и думали: «Точь-в-точь, Николай Сергеевич – как раз такая гнида, но неужели я действительно так выгляжу?» Но поскольку все мы воспитаны в том духе, что фотография не может лгать, мы недели две пребывали в неведении, пока истина как-то не просочилась наружу.

– А какие были у него отношения с Шакуровым?

– Прекрасные, пока Нестеренко не исключили из школы как пособника апартеида.

– Что? – изумился Сергей.

– Вас удивляет, откуда в честной советской школе берутся пособники апартеида? У нас учился сын одного посла из борющейся Африки. Сын борющейся Африки бил младших ребят и все время хвастался, что его никто не побьет, потому что его папа помогает своей стране строить социализм, и что тот, кто его побьет, вылетит из школы. И вот Нестеренко подошел к нему на перемене, и дело кончилось тем, что сын борющейся Африки разбил своим задом стекло на лестничной площадке.

– И при чем тут Шакуров?

– А Саша Шакуров был в это время председателем комитета комсомола школы. Нестеренко исключали из школы, а Саша вел собрания. Говорил, что сознательная молодежь не может пройти мимо и оставить в стороне…

– С ума сойти, – сказал Сергей, – и Нестеренко не набил ему морду?

– Не знаю, – пожала плечами учительница, – но вряд ли они остались друзьями, или я уже совсем отстала от нашей сознательной молодежи…

– А Баркин, генеральский сын? Он какое место занимал в этой компании?

– О, он глядел в рот Нестеренко и списывал у Шакурова контрольные. Он ужасно провалился на экзамене по химии: он ничего не выучил, и Шакуров послал ему шпаргалку, а Шакуров собирался поступать в химический. Кажется, его там срезали… И вот Баркин написал на доске вещи, которые проходят только на втором курсе университета, а потом его попросили сказать, что такое основные и кислотные оксиды, – а он и не смог.

– Шакуров что, не понимал, что он этой шпаргалкой только завалит приятеля?

– А он сделал это нарочно. Он любил топить человека, делая вид, будто помогает ему.

– А Баркин что, этого не видел?

– А Баркину как будто нравилось, если его топили, и они ужасно подходили друг другу.

Тут перемена кончилась, и в класс за перегородкой повалили школьники.

***

Сергей выискал уличный автомат и позвонил в отделение. Снявший трубку Дмитриев сообщил, что Сергея ищет начальство и что начальство недовольно усердными и безрезультатными поисками Гуни, каковые поиски привели к недостаче милиционеров на других стратегически важных участках работы.

Самая свежая и важная информация гласила, что через два часа после взрыва Гуню видели на Павелецком.

После разговора Сергей вернулся в служебную машину и поехал в «Балчуг». Ему было интересно посмотреть, с каким таким Макферсоном банкир встречается в «Балчуге», и встречается ли он с кем-нибудь вообще, – или просто хотел избавиться от лейтенанта Тихомирова.

Машина банкира действительно стояла на стоянке наискосок от гостиницы. Швейцар суетливо ловил такси для высокопоставленной дамы, и не обратил на Сергея внимания. Сергей подошел к двери обеденного зала, и вежливый официант спросил его, что ему угодно. Сергей ответил, что он просто хочет подождать Александра Шакурова.

– Он вас ждет, – сказал официант и повел его к столику в глубине зала. На столике, застеленном белой скатертью, стоял букет из гербер и еловых веток. Александр, уткнувшись подбородком в скрещенные руки, сидел и смотрел на герберы.

– Садитесь, – сказал Александр, – я не вас жду. Как только человек, которого я жду, придет, вы уйдете.

– Я не у вас на службе. Меня нельзя прогнать из-за пачки цветных фотографий.

– У меня есть более важные дела, чем беседовать с вами.

– Удивительный народ банкиры. Их хотят убить, а них есть более важные дела. Какие: ссуда под курятник в Тамбовской области?

– Что вы мне хотите сказать?