Сазан

Он поехал на Павелюгу и купил с рук билет, но до отхода поезда оставалось еще долго, он напился, и его забрала привокзальная милиция. В обезъяннике он немного протрезвел, а так как машина из вытрезвителя все не шла и не шла, менты выгнали его вон. Гуня опять пошел на вокзал, и там он познакомился с очень милой дамой, которая работала проводником в липецком поезде. Дама посадила его в служебное купе, и всю дорогу до Липецка они пили водку и трахались. В сознательные моменты женщина рассказывала Гуне о Новолипецком металлургическом комбинате, который продали американскому финансовому монстру, и в начале его продали за миллион долларов, а в конце – за десять тысяч рублей. Гуня съездил в служебном купе до Липецка и обратно, и к вечеру 10-го числа он вновь стоял на твердой земле Павла.

Страх у Гуни прошел, и он не тревожился о прошедшем бытии, как не тревожатся люди о том, что случилось в прошлом рождении. Проводница тоже была в прошлом рождении. Он купил бутылку водки, но, не чувствуя страха, не стал ее пить. Он подумал, чего ему хочется, и вспомнил, что ему хочется повидать десятилетнюю сестренку, которая жила с отчимом и матерью в доме у Кропоткинской. Гуня купил гроздь бананов и глупую куклу, погрузился в троллейбус и поехал к Арбату.

***

В семь часов тридцать четыре минуты милиционер Андрей Городейкий, сидевший в потрепанной машине, припаркованной возле магазина «Овощи», напрягся и протер глаза: небритый и слегка помятый Баркин прошел мимо него к подъезду.

Милиционер сунулся в бардачок и достал оттуда две штучки – служебную рацию и сотовый телефон, который ему дал Сазан. Рация была тяжелая и советская, выданная органам накануне Московской олимпиады. Телефон был шикарный, с белым пластмассовым брюшком и податливыми, как женское тело, кнопками.

Городейский вынул из кармашка зеленые доллары, которые дал ему Сазан, и долго рассматривал портрет американского общественного деятеля Бенджамина Франклина.

Андрей поднял за ушко советскую рацию и положил ее обратно в бардачок. Потом он взял «панасоник» и набрал затверженный номер.

В 7:30 на столе Валерия зазвонил телефон.

– Гуня у отчима, – сказал голос милиционера, – с бананом и книжкой.

Валерий сунул в карман пистолет и побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

***

Когда кремовый «Вольво» Валерия тронулся с места, случилось сразу два события. Во-первых, Валерий забыл снять ручной тормоз, и прежде, чем он обратил на это внимание, тормоз был немного попорчен. Второе событие состояло в том, что передатчик, прикрепленный утром под выхлопной трубой «Вольво», стал тихо попискивать. Валерий не знал об этом передатчике, и милиция о нем не знала, – у милиции не было денег на такие штучки.

***

Дверь Гуне открыл его отчим, – растрепанный человек в засаленной рубашке, один конец которой свисал поверх белых тренировочных штанов, а другой был заправлен внутрь.

– А где Галя? – удивился Гуня.

– У Гали пение, – ответил отчим.

У Гали всегда по пятницам было пение, и отчиму казалось, что было уже две или три пятницы, в которые Гуня задавал этот вопрос. Как это часто бывает, отчиму казалось невероятным, что об этом факте, так твердо установленном в кругу семьи, можно забыть, – или даже вовсе его не знать.

К тому же он видел, что Гуня либо пьян, либо вчера был пьяный.

– А, – сказал Гуня, – ну я пойду.

– Можешь ее подождать, – сказал отчим, – мать уже пошла ее встречать.

Гуня нерешительно потоптался в прихожей и положил бананы и куклу прямо на старые тапки матери.

– Киска, – сказал он вдруг обрадованно.

В прихожую вышла серая кошка, которую Гуня подобрал еще котенком, и отнес к сестре. Гуня пожалел, что не купил кошачьей еды.

– А пожрать есть? – спросил Гуня, решительно наконец роняя вниз свою черную куртку и устремляясь на кухню.