Сазаны

Константин Федин Сазаны

Нас было три товарища: Коля, Саня и я. Мы жили в одном дворе и очень гордились, что всем троим нам было тридцать лет. Саня любил подраться, но мы вдвоём с Колей были сильнее его, поэтому он нас не трогал. Ему дали прозвище «Санька Широкий Нос». Он сердился, когда его так звали.

Один раз осенью мы сидели на лавочке у палисадника и разговаривали. День стоял ясный. Желтобокая синица, насвистывая, винтом вилась по веткам ивы в палисаднике, и мы пристально смотрели за ней.

— Ни капельки не боится, — сказал я.

— Попробуй поймай, — сказал Коля.

— А что лучше ловить: птиц или рыбу? — спросил Саня.

— Рыбу, — ответил Коля.

— Как бы не так! — сказал Саня. — Птицу поймаешь, посадишь в клетку, она поёт. А рыбу не успеешь поймать — она уснула, куда её? Коту Ваське, обжоре.

— Да ты порядочной рыбы никогда и не ловил. Наверно, только чехонь таскал, — засмеялся Коля.

— А ты что таскал? Баклешек? — рассердился Саня.

— И сазанов ловил, — строго проговорил Коля.

Тут я не выдержал:

— Зачем ты, Коля, врёшь?

— И ничуть не вру! Нынче летом на Волге, в Беленьких, я ловил сазанов.

— А я прошлым летом с мамой жил в Беленьких, — сказал я, — там сазаны не ловятся.

— Ты в каком месте ловил?

— И с берега ловил и с дощаников.

— А надо с конторки. Там они здорово берут.

— Ты, поди, вот такого поймал? — спросил Саня и показал мизинец.

— Я в три ладони поймал! — опять строго сказал Коля и отмерил на руке три ладони, до локтя.

— Завирай! — тряхнул головой Саня. — Вот как дам тебе…

— Попробуй! — сказал Коля и подвинулся ко мне.

Я тоже подвинулся к нему, и Саня отвернулся от нас в сторону.

Синица в этот момент оторвалась от ветки и быстро полетела, ныряя в воздухе, а ивовая ветка долго раскачивалась, точно прощаясь. Я глядел вслед синице, пока она не исчезла, и мне вдруг стало грустно, что лето прошло и не возвратится, и я увидел, что и Саня с Колей тоже подумали о чём-то грустном, только Саня всё ещё сидел отвернувшись.

— Ты правду говоришь, что в три ладони? — спросил я.

— Знаешь что, — сказал Коля вместо ответа, — давай с тобой поедем в Беленькие.

Он глядел на меня своими жёлтыми смелыми глазами, и я подумал: «Нет, Коля врать не может».

— Как же мы поедем?

— Очень просто, на пароходе. Утром поедем, после обеда — назад.

— А деньги?

— Пустяки какие! — сказал Коля, ткнулся подбородком в моё плечо и шепнул на ухо: — У меня деньги есть, хватит.

Саня встал, сделал три шага, обернулся, сказал нам:

— Не больно надо, завиралы! — и ушёл.

— Санька Широкий Нос! — крикнул я ему вдогонку.

Он погрозил нам кулаком, а мы стали обсуждать, как поедем ловить сазанов.

Через день, как обычно, мы с Колей вышли поутру в школу, но на полдороге повернули в другую сторону и пошли тихо улицей на Волгу. Сначала мы не глядели друг на друга, чтобы кто-нибудь не догадался, что мы в сговоре. У нас в карманах были волосяные лески с крючками, а в школьных сумках — завтраки. Мы шли всё быстрее и быстрее и наконец пустились бегом.

Когда мы прибежали на берег, раздался отчальный гудок парохода, на котором мы должны были ехать.

Гу-гу! — прогудел он коротко, что на пароходном языке означало: «Прими сходни, я поехал».

Мы бросились со всех ног на пристань. Сходни были убраны, носовая чалка уже отдана, и капитан громко скомандовал с мостика:

— Отдай кормовую!

Молодой парень бежал к кормовой чалке, а мы неслись следом за ним.

— Ну, давай прыгай! — крикнул он, протягивая нам руку, и мы прыгнули с пристани на корму парохода, а парень сбросил чалку в воду.

Это был небольшой пароход, из тех, какие ходили в ближние сёла и назывались «купцами». Вся его палуба, и корма, и нос были завалены пустыми корзинами из-под яблок, и весь он пахнул яблоками, точно шёл не по воде, а по саду. На корму явился помощник капитана, и Коля важно купил у него билеты. Мы разлеглись между корзинами, стали смотреть, как бурлит под винтом вода. Пароход подходил ко всем маленьким пристаням, понемногу выгружая корзины. Мы с Колей проголодались, долго терпели, потом решили съесть один завтрак, но не удержались и съели оба: очень разыгрался аппетит от свежего ветра и яблочного духа.

Наконец мы приехали в Беленькие. Коля пошёл на ручей, в орешник — вырезать удилища, а я отправился копать червей. Я хорошо помнил места, где водились черви, и очень обрадовался, когда всё в деревне начал узнавать: там за целый год ничего не переменилось.

Мы вернулись с Колей на конторку, сели на самом носу, спустив ноги за борт, быстро смастерили и закинули удочки.

— Вот как раз тут и берутся сазаны, — сказал Коля.

Осеннее течение было тихо, поплавки относило вниз медленно, и мы перекидывали удочки очень редко.

Сверху приплывали золотисто-лиловые, сизые и зелёные разводы нефти, кружились около наших лесок и ленточками уплывали дальше. Мы сидели молча. Рыба не клевала.

— Надо погодить, — сказал Коля. — Ведь сазаний клёв начинается позже.

Мы посмотрели на солнце. Оно немного опустилось.

Снизу пришёл «купец», заставленный корзинами с яблоками, добавил с пристани ещё яблок и ушёл в город. А у нас ни разу не клюнуло.