Сажайте, и вырастет

– Не разговаривать!!! Рядом вздыхал печальный аптекарь. Ему пришлось не в пример хуже, чем мне и министру. Несчастного взяли много позже, чем нас. Спустя год после начала расследования. Мой бывший деловой партнер всерьез рассчитывал, что останется в статусе свидетеля. Или обвиняемого – но пребывающего на свободе, под подпиской о невыезде. Он дал исчерпывающие показания. Сообщил генералу Зуеву все подробности. Однако осторожный генерал все равно посадил аптекаря под замок. Правда, сделав большую поблажку. Бедолага до сих пор содержался в комфортабельной Лефортовской тюрьме. Оттуда сейчас его и привезли. Мы же – я и министр – давно пополнили ряды арестантов «Матросской Тишины».

Аптекарь – я видел его последний раз два с половиной года назад – сильно сдал. Отпустил бороду. Похудел. Твидовый пиджак жалко болтался на его плечах. Но, посмотрев в быстрые фиолетовые глаза своего знакомца, я понял, что стариковский имидж и согбенная поза – не более чем маска. В тюрьме многие люди в целях самозащиты склонны изображать глубоких стариков.

Конечно, где-то здесь, меж сосредоточенных конвоиров, должны были ожидать своей участи и другие члены банды расхитителей. Брат министра. А также приближенный к брату крупный бизнесмен. И еще – приближенный к крупному бизнесмен помельче. Наконец, мой бывший босс, Михаил. Но все эти люди как-то выкрутились. Одни вовремя уехали из страны. Других, как Михаила, выгородили. Отвечать за действия всей организованной преступной группы теперь будем мы, трое.

Каждого приковали к персональному милицейскому чину. Процессия выстроилась попарно. Старший конвоя – широколицый, красивый блондин со злыми глазами – внимательно оглядел напряженную уголовную троицу и провозгласил:

– Разъясняю порядок следования в зал судебного заседания! В пути – не переговариваться! Строго соблюдать порядок движения! Выполнять все команды начальника конвоя! При неподчинении конвой применяет газ, резиновые дубинки – без предупреждения! Всем все ясно? Пошли...

С грохотом отодвинулся засов. Очередная тяжелая железная дверь – сколько их уже было в моей арестантской эпопее? – пошла в сторону.

По глазам стеганул свет телевизионных софитов. Сощурившись, я увидел, что дальняя половина коридора запружена людьми. Над головами несколько операторов держали телекамеры. Торчали на длинных штангах черные груши микрофонов.

Как себя вести – я не очень понимал. Улыбаться в тридцать два зуба, подобно министру, почему-то не хотелось. Пришлось прошествовать мимо шумной толпы, опустив глаза и сурово сжав губы.

Лишенные шнурков, языки из моих ботинок вывалились. Вдруг мне показалось, что все операторы нацелились не на лицо министра – явного ньюсмейкера сегодняшних вечерних выпусков новостей,– но на мою обувь, готовую вот-вот соскочить с ног.

Зал оказался маленьким, в три окна. Направо от входа – крашеная белым стальная клетка. Внутри – знаменитая скамья. Старое дерево отполировано многими тысячами человеческих задов.

Первым втолкнули в вольер министра, следом – аптекаря. Я оказался на дальнем от судьи месте. Я не первый и не второй – наверное, это хорошо.

Процесс объявили закрытым. Никто, кроме самих участников заседания, в зал не допускался. Репортеры, родственники, друзья и прочие любопытствующие граждане остались в коридоре.

За длинным столом напротив клетки уже сидели адвокаты, числом шесть. Трое защищали министра, двое – аптекаря. Галстуки, благородные седины, на лицах – профессиональное спокойствие.

У меня – защитник всего один. Я его почти не знаю. Он нанят женой, несмотря на мои протесты. Сейчас он подмигнул мне, но сразу отвернулся и стал шептаться с коллегами. Заскрипев, открылась дверь в дальнем углу зала. Появилась некрасивая девушка со скучным лицом. Жидкие волосы забраны в пучок. Аккуратная блузка. Крупная канцелярская попа.

Мисс «Кузьминский суд» тоненько прокашлялась.

Адвокаты – все как один – сели поудобнее, придвинули к себе свои кожаные папки и оправили пиджаки.

– Прошу встать. Суд идет.

ГЛАВА 38

1

Комикс здесь обрывается.

Тонкие глянцевые книжечки с яркими картинками долго не живут. Перелистав, их, как правило, используют в качестве подставки под горячей сковородой с макаронами. Или – сворачивают в трубочку и бьют мух.

Последняя страница истерта, пришла в негодность. Приглядевшись, можно понять, что она посвящена процедуре суда над бандой мошенников-казнокрадов.

Главой банды считался министр. Его подручным проходил фармацевт-аптекарь. Я был объявлен исполнителем. Разбирательство по ДЕЛУ длилось долго. Весь девяносто восьмой год я выезжал из тюрьмы едва не каждый день.

Отечественный уголовный процесс однообразен – в отличие, например, от американского, известного по многочисленным голливудским судебным кинодрамам. Коренная разница между двумя Фемидами состоит в том, что в царстве дяди Сэма истина устанавливается прямо в зале суда, в ходе открытого слушания. Родное же правосудие узнает все, что ему нужно, заранее. В прокурорских кабинетах. Где фигуранты сидят боком. Удобная, византийская система.