Читаем Сажайте, и вырастет полностью

Ледяной лес вокруг потрескивал; слабо шевелились под медленным ветром голые кривые ветви. Хрипло брехали две-три собаки – издалека, от подножий погруженных в темноту домов и домиков, чьи хозяева однажды перегородили въезд в свой садово-огородный рай огромной железной трубой.

– Не стоим! – командовала не знающая усталости девушка. – Шевелимся! Не даем себе остыть! Все подтянулись?

– Вроде, да...

– Пошли, пошли! К досаде полумертвых от усталости пацанов, передышка закончилась. Теперь изматывающий кросс по ледяным тропинкам и асфальтовым обочинам надо было проделать в обратном направлении.

Пелетон все же распался. Группа бегунов растянулась на добрую сотню метров. Девушка-мастер и двое старших не утратили лидерства, но вплотную за ними держалась кучка наиболее упрямых и быстрых мальчишек; другие поотстали; в хвосте же плелись выбившиеся из сил аутсайдеры.

Вдруг я обнаружил, что пребываю не среди последних и даже не в середнячках, а прямо за спиной кого-то из старших. Правда, престижная позиция далась мне напряжением всех сил. Старшие же бежали, что называется, «вполноги» и даже переговаривались между собой, как будто адский забег был для них забавой.

Я еще поднажал, опустил подбородок вниз – так легче собраться с духом – и обогнал всех.

– Ого! – благодушно засмеялись старшие. – Малой в отрыв пошел!

Вслед мне запустили снежком, но промахнулись.

Лидировать оказалось сложно. Гораздо проще, понял я, быть ведомым, а не ведущим. Легче дышать в чью-то спину и стараться не отстать, нежели заставлять себя, и только самого себя, бежать быстрее и быстрее.

Не прошло и минуты, как старшие – без усилий, по-прежнему балагуря меж собой,– нагнали меня.

– Чего затормозил, малой? Давай! Голову вниз! Вперед!

Сделав вид, что не расслышал, я снова попытался быстрее переставлять ноги.

– Давай! Давай! Выкрики далеко разносились по черному зимнему лесу, но я слышал только крахмальный скрип снега под резиновыми подошвами.

Теперь мне показалось, что я хорошо оторвался. Захотелось оглянуться, удостовериться, но на это ушла бы драгоценная секунда.

– Опять скис, малой! – раздалось над самым ухом. – Работай! Вперед! Голову вниз!

Им смешно, понял я. Они развлекаются. Десять километров по январскому снегу – пустяк для тренированного спортсмена. Старшие, если бы захотели, побежали бы вдвое быстрее. Но зимой продвинутые атлеты не напрягаются, лишь держат форму. Летом им предстоит покрывать в седле велосипеда дистанцию в десять раз большую...

– Надо, малой, надо! Давай! Рывок, малой, рывок! Вперед!

Старшим было как минимум по семнадцать лет. В раздевалке я видел их бедра – сухие, твердые, перекатывающиеся рельефными мышцами. Приученные к многочасовому вращению педалей.

– Рывок, малой! Рывок! Ты сможешь! Девушка-мастер – для нее, видимо, и разыгрывалась вся сценка – не выдержала и мелодично рассмеялась.

– Ты сможешь, малой! – не унимался вдохновенный юношеский бас. – Рывок! Голову вниз! Работай!

Я прибавил. Голоса стали отдаляться. Еще быстрее! Еще!

Не волнуйтесь, малой сможет! Он смог в прошлый раз, и в позапрошлый, сможет и теперь. Вам, мастерам, кажется, что сопляк хочет показать себя. Вы решили, что все это – рисовка, выпендреж. Я же рву жилы вовсе не для того, чтобы покрасоваться. Еще год назад я не мог пробежать и сотни метров без того, чтобы не скорчиться в приступе удушья. Я останавливался, наклонялся вперед, упирал ладони в колени и стоял в такой позорной позе, с отставленным задом, по нескольку минут, ожидая, пока не станет легче. Либо лез в карман за лекарством – аэрозольным баллончиком «Астмопент». Бывало так, что я шел с друзьями гулять, а на полпути обнаруживал, что позабыл свой баллончик,– и у меня от страха немедленно начинался приступ. Теперь хилый астматик обгоняет не только своих здоровых сверстников, но и мастеров спорта. Пусть ненадолго, пусть все это почти шутка – но обгоняет, обгоняет, бежит, не останавливаясь!

Тут силы вдруг оставили меня. Стало совершенно ясно, что я смогу сделать не более десятка шагов, а потом упаду. Я сделал этот десяток. Но не упал. Начал следующий. Еще десяток – и все, падаю. Ускорения и рывки истощили тело. Калории иссякли. Я не добегу. Проиграю. Сделаю десяток, потом еще один – на этот раз самый последний, окончательный, и рухну бездыханный прямо на обочине этой изгибающейся меж деревьев дороги. Все. С меня хватит. Я вам не лошадь. Я человек. Слабак, не готовый к большим нагрузкам. Я попробовал – и понял, что велосипедный спорт – не для меня. Пожалуй, я брошу тренировки. Займусь волейболом. Школьный друг Николай давно зовет меня в секцию волейбола. Отличный игровой вид, не требующий особых физических усилий. Прыгай вверх и бей по мячу. Уютный светлый зал, сетка, визжащие девчонки – это вам не десять километров по заснеженным тропам...

– Не спи, малой! Отрывайся! Давай!

Стиснув зубы, я пропустил хохочущих атлетов вперед и пристроился за спинами.

– Ты чего? – прохрипел рядом кто-то из сверстников. – Остынь, не рви жопу!

– Ага,– только и выдохнул я.

И опять ускорился. Назло всем. Назло себе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Андрея Рубанова

Йод
Йод

В новом романе Андрей Рубанов возвращается к прославившей его автобиографической манере, к герою своих ранних книг «Сажайте и вырастет» и «Великая мечта». «Йод» – жестокая история любви к своим друзьям и своей стране. Повесть о нулевых годах, которые начались для героя с войны в Чечне и закончились мучительными переживаниями в благополучной Москве. Классическая «черная книга», шокирующая и прямая, не знающая пощады. Кровавая исповедь человека, слишком долго наблюдавшего действительность с изнанки. У героя романа «Йод» есть прошлое и будущее – но его не устраивает настоящее. Его презрение к цивилизации материальных благ велико и непоколебимо. Он не может жить без любви и истины. Он ищет выход. Он верит в себя и своих товарищей. Он верит, что однажды люди будут жить в мире, свободном от жестокости, лжи и равнодушия. Пусть и читатель верит в это.

Андрей Викторович Рубанов , Андрей Рубанов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Психодел
Психодел

Андрей Рубанов, мастер реалистической прозы, автор романов «Йод», «Жизнь удалась», «Готовься к войне», а также фантастических «Хлорофилии» и «Живой земли», в новом романе «Психодел» взялся за тему сложную, но старую как мир: «Не желай жены ближнего своего», а вот героев выбрал самых обычных…Современная молодая пара, Мила и Борис, возвращается домой после новогодних каникул. Войдя в квартиру, они понимают – их ограбили! А уже через пару недель узнают – вор пойман, украденное найдено. Узнают от Кирилла по прозвищу «Кактус», старого знакомого Бориса… Все слишком просто, подозрительно просто, но одна только Мила чувствует, что не случайно Кактус появился рядом с ее женихом, и она решает поближе с ним познакомиться. Знакомство становится слишком близким, но скоро перерастает в беспощадный поединок…

Андрей Викторович Рубанов , Андрей Рубанов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века