Сберегите цветы полевые

За ним торопятся —
                              след в след —
Фашисты черной стаей.
«Сынок, сынок, — подумал дед, —
Неужто заплутает?»

Пургой на сердце маета,
От дум спасенья нету.
Дорога к подвигу крута —
К последнему рассвету.

Сковало спину ломотой,
И обливает потом.
Идет России сын святой
На смерть, как на работу.

И, пересиливая боль,
Сказал:
— Шалишь, сумею…
Ишь, расфашиская яволь,
Хотел купить Матвея!..

Ведет Кузьмин последний бой:
России верой служит.
И командир он над собой,
И комиссар к тому же.

Лес отступился на версту.
Врагов не спрячут тени.
На Малкину на высоту
Сугробы — как ступени.

Кузьмин зовет:
— Сыны, пора!
За все воздайте гадам! —
И грянула огнем гора
По вражеским отрядам.

Огонь смертельный,
                              лобовой —
Каратели в ловушке.
Как приговор,
                   короткий бой
На Малкиной горушке.

Задетый пулею,
Матвей
Шагнул,
          окинул взором
Последний в жизни снеговей
И огненную гору.

Зарделся над горой восход.
Горят снегов разливы.
Кузьмин в бессмертие идет,
Как шел пахать на ниву.

БЕЛЫЙ ЛИСТ

Согнула травы изморози соль.
Как пламень вечный —
                                    под окном рябина.
Под ветра вой свою вверяю боль
Листу просторному,
                              как снежная равнина,

Достанет ли его —
                           беду вобрать,
Что на сердце давным-давно осела?..
В гестаповском застенке гибнет мать —
Железом и огнем пытают тело.

Кровавой бороздой текут слова:
Орда фашистов.
                      Беженцы.
                                    Облава…
Одна страшней другой
                                   ползет молва —
В опасности Советская держава.

Черным-черно по белому листу:
Убит мой брат,
                     отец смертельно ранен.
Гремят отмщеньем взрывы на мосту…
Всё в памяти моей,
                            как на экране.

Я в юность возвращаюсь —
Меркнет свет,
Гляжу на лист бумажный безнадежно.
Да что там лист!
                       Для горестей и бед
Была бы впору степь
                                с ее немым безбрежьем.

ЖИТИЕ МАТЕРИ

Не объять материнскую душу,
Беспредельны просторы ее…
Ты прости,
              что покой я нарушу,
Житие вспоминая твое.

«Житие» — не обмолвное слово,
Ты и вправду святая была.
На деревне умела любого
Отвести от корысти и зла.

Терпелива, скромна, величава,
Уживалась с нелегкой судьбой.
Деревенских детишек орава,
Как за матерью,
                      шла за тобой.

Ты учила не плакать от боли
И в работе себя не жалеть.
Даже наше тяжелое поле
При тебе
            начинало светлеть.

А когда захлестнуло ненастье,
Ты,
    себя втихомолку казня,
Материнской суровою властью
Посылала в разведку меня.

И, склонясь надо мной молчаливо —
Состраданье само и любовь, —
Ты не взглядом ли раны лечила,
Из которых бежала,
                             сочилась
Сквозь бинты воспаленная кровь?

ЖИВОЙ ПАМЯТНИК