С этого дня у Энди появилось сразу два друга. По утрам она просыпалась, обнаружив, что пес спит на её постели, в ногах. Ей это очень нравилось, и в доме никто не протестовал. Уезжая на учебу, она каждый раз делала фото своего любимца, оформляя в рамку, и вешала в комнате над постелью. А по возвращению обнаруживала, что пес вновь вырос и увеличился в размерах. Тогда на стене становилось одним фото больше.
Митч в свою очередь, старался с тех пор не задерживаться, а при случае брал Энди с собой в магазин. Общий интерес появился незаметно. Они часами могли ковыряться в земле, занимаясь рассадой, подвязками. Энди неутомимо делила всю работу с Митчем, совершенно не признавая своей усталости, а после, возвращаясь вечером домой, она мирно сидела рядом, на переднем сидении, почти засыпая. Митч позволял ей кататься нам переднем сидении, хотя Лора была категорически против.
В доме теперь был человек, который заставлял Энди становиться другой. Более сговорчивой, понимающей и откровенной. Однако, был у этой ситуации и свой подтекст. Энди становилась покладистой лишь с ним. Этот факт слегка удивлял, но другого решения проблемы не появлялось. Их часто можно было найти болтающими на пороге дома, а ещё чаще в гараже. Они проводили часы за разговорами, и казалось, другого собеседника для Энди не отыскать. Неизменным фактом оставалась большая разница в возрасте, однако к странностям в этом доме были все готовы. Энди не любила времена, если им приходилось подолгу не видеться. Она ждала момента, когда возвращаясь с учебы, сядет в поезд и окажется на знакомом перроне. Когда Митч, а никто другой, встретит её и повезет домой. Он обязательно подарит ей маленький букетик полевых цветов, если лето. Он будет ждать вечера, чтобы расспросить её об успехах в школе, сверстниках и о том, что за этот отрывок времени произошло в её жизни и душе? Она будет говорить, что открывает для себя жизнь, которая не была бы для неё столь яркой, если бы не мысль о том, что дома, за сотни миль её ждут и помнят.
Учеба давалась Энди легко. Она не тратила много времени на то, что другим было не по силам. Её оценки были весьма успешными, и всё словно начинало устраиваться.
По дому с веселым лаем бегал уже выросший Эрнест. Почему-то Энди выбрала своему другу именно это имя и почему-то оно ему безупречно подходило. Лапы скользили по паркету, пес порой не успевал затормозить, и тогда становилось на одну разбитую вещь больше. Все в доме решили, что Эрнест немного отличается от того, каким его представляли, увидев впервые. Лора часто сравнивала его с пони. И размером и аппетитом пес напоминал именно это животное. Но зато как с ним было весело и надежно вовремя долгих прогулок к морю.
Возвращаясь из города, Джек притормозил на середине пути. В нескольких шагах от дороги, тянулась ограда. Когда-то давно здесь был загон для лошадей. Теперь об этом напоминали лишь ссохшиеся деревяшки, по которым вьется плющ. Вдалеке, неизменно на своем месте, шумит листвой огромный дуб. Переходя с места на место, в высокой зеленой траве пасутся лошади. Узнав в них своих питомцев, Джек решил, что где-то здесь и Митч. Парень сидел на земле, сложив руки на коленях, и сразу не заметил, что уже не один. Он о чем-то думал. На лице четко проявилась грусть.
— Не помешаю?
Джек снял солнцезащитные очки.
Митч сделал жест рукой, щурясь от солнца.
— Нет.
— Я был уверен, что ты отправишься в город? У тебя ведь выходной сегодня? Кинотеатр или что-то ещё?
— Нет. Что-то не хочется. В любой другой день, но только не сегодня. Ровно одиннадцать лет назад не стало отца. Большой срок. Ровно столько лет я жил, зная, что он есть у меня и я не одинок. И столько же я теперь живу один. Когда-то мне так сильно хотелось независимости. Теперь принадлежу лишь себе.
— Но ты же этого хотел? Неосторожным мечтам иногда судьба сбыться.
Митч кивнул.
— Возможно, я бы считал, что мне повезло, если бы не мысль о том, что отца не стало по моей вине.
Джек сел рядом. Он давно хотел спросить подробнее историю жизни Митча. Однако, всякий раз останавливал себя, надеясь на то, что обстоятельства сами сложатся и подкинут нужный момент для разговора. Похоже, этот момент настал.
— Я не помню свою мать. С отцом прожил до десяти лет. Он работал в порту. Каждый вечер приезжал домой и почти всегда был пьян. Не знаю, почему он пил.
Митч помолчал.
— Точнее, тогда не знал. Мы жили слишком скучно. Он почти никогда не ехал сразу домой. Нет. Не помню такого. Сначала заезжал в бар, а уже после вспоминал о доме, обо мне. Жизнь казалась мне однородной, тягучей массой, не имеющей ни запаха, ни цвета. Всё, что у нас было — это дом. Одноэтажный, маленький, с прогнувшими ступенями и вечно скрипящей дверью.
Ветер подул чуть сильнее, оставаясь теплым.