Сбежать от Питбуля

Какой к чёрту хлористый?! У меня член в руке! От этой мысли меня накрывает ещё одной горячей волной. Лёгкие судорожно и громко втягивают воздух, бёдра вздрагивают. Пузырьки, мурашки, тараканы и прочая нечисть, оглушая, взрываются под черепной коробкой. Мой экран на мгновение гаснет.

— Вот так!… - довольно мурлычит мне в ушко Богдан.

А потом садится верхом, и оскаливаясь, показывает мне ещё раз фокус с бутылкой, но теперь без бутылки, а с членом в руке. И открыв от шока рот, я смотрю на блестящую бордовую головку и как "пена" повторно летит на мой обнажённый живот.

Горячая… И специфический запах… Который пугает, смущает и не позволяет вынырнуть в реальность. Оооо….

Зажмуриваюсь.

Можно теперь прикинуться мертвецки пьяной? Мои глаза вытекут от стыда, смотреть в его глаза!

— Ну вот… — хрипит он. — Мой кролик возможно доживёт до утра неистерзанным. Но не факт…

— Кролик умер, — закрываю ладонями лицо. — Немного почтения к усопшим.

Смеётся… Размазывая по моему животу сперму.

Сперму?! Кролик умирает ещё раз…

Бонус 2 (После главы 37)

Богдан

Скидываю куртку, бросаю на заднее сиденье. Что-то мне жарко. Горячо. Обжигающе!

Глядя в лобовое стекло, теряю мысль. Взгляд, не подчиняясь, ищет варианты, где можно отлюбить Синичку. Ну не в тачке же её невинности лишать. Это уже совсем неадекват.

Меня так даже в буйной юности не крыло. И фаберже мои сейчас взорвутся, если их не опустошить.

Нервно настукиваю пальцами по рулю, плавая в тонком парфюме Аси. Крыша едет…

А с чего? Словно ведро виагры вкачали.

Так. Стоп…

Мысль важная. Но я подумаю её потом. Сейчас — нечем.

Перевожу взгляд на Асю.

— Иди ко мне… — отодвигаю кресло назад до упора.

Сдергиваю с неё шубку, затаскиваю на колени и мы самозабвенно целуемся. Жадно и отчаянно, словно мы подростки и нам негде потрахаться. Но ведь есть где…

И я в упор не могу вспомнить, почему мы ещё на там, а я не в ней! Наверное потому, что я тупо не доеду.

Мои руки скользят под её кофточку, пальцы рисуют по тёплой коже, твёрдые соски будоражаще прочерчивают на моих ладонях линии.

Кайф! Главное — не останавливаться.

Сжимаю её бедро высоко в паху.

Замирает.

Губы отрываются от моих. Опухшие, покусанные, алые, влажные…

— Я кушать хочу, — шепчут эти губы.

И я точно знаю чем их следует сейчас накормить.

Минет в машине, это же не невинности лишить, верно? Так… Шалости!

— Богдан?

— А? — выдыхаю, обводя манящие губы пальцами.

Что-то говорит мне, но в ушах так долбит пульс, что я не понимаю. Ритмично продолжаю сжимать упругое бедро, скользя пальцем между ног. Ткань отделяющая меня от её тела раздражает.

— Богдан! — ловит мою руку, пытаясь остановить. — Нет.

— Синичкина… — притягивая за затылок, ловлю в плен её губы. — Не говори мне этого! У меня инфаркт будет.

Кладу её ладонь на долбящееся сердце.

— Нет… — неуверенно шепчет мне в губы.

— Ну что ещё, детка? — мычу недовольно.

В любви признался, замуж позвал…

— Что ты ещё от меня хочешь?! Да к чёрту этот штамп! Забудь! Ничего ведь не значит… Ну, маленькая моя… давай… сдавайся!

Утягиваю её руку вниз, кладу на ширинку. Заглядываю в глаза.

— Сожми его.

Кисть сжимает головку через ткань. Космически остро! Со стоном вбиваюсь затылком в подголовник.

— Шампанское сильно перегрето! — предупреждаю я.

— Ты белены объелся, Дан? — шепчет мне в губы Ася.

— Да. То есть… Нет.

Что-то там было в этом тонике. Я даже догадываюсь что. Вот, стерва! Думала сорвать мне башню? Да вот хрен. Я лучше рукоприкладством пар спущу, чем в тебя залезу. Причём, желательно, прикладывать мягкую ладошку моего кролика. Или всего кролика целиком.

Расстегиваю ширинку, вынуждая её засунуть руку внутрь.

— Дан!..

Стук в окно. Синичка взвизгивает. Сжимаю её крепче.

— Сидеть!

— Здесь нельзя парковаться, — приглушенно слышу за закрытым окном.

Иди нахрен, а!

Не глядя, разворачиваю свои корочки, прижимая к стеклу.

Сжимая её руку на себе, двигаю вниз.

"Выстрел в воздух" снесёт крышу моей тачки, не меньше. И меня это точно не удовлетворит.

— Дан, мы в центре города, — шепчет мне на ухо Синичка. — Мы не можем развлекаться при всех с твоим "шампанским".

— Ещё как можем!

— Нас увидят!

— Пусть завидуют… — дёргаю её руку вверх. — Что у меня самая… — задыхаюсь, — вкусная… зайка! Фак! Ещё-ещё…

Ася.

Касьянов гипнотизёр, не иначе! Других объяснений почему я делаю то, что считаю недопустимым не найти. Но делаю! И мало того, голова моя кружится от каждого его стона, сдавленного шёпота, движений навстречу моим ласкам. Он выключает тумблер отвечающий за любые приличия.

Ловлю его неровное дыхание, шокированно понимая, что останавливаться я не хочу. Мне нравится извлекать из него эти эмоции.

И вот я, позорница, уже не помню про печать, и про центр города, и про то, что это вообще-то скорее пошленько, чем романтично, творить с ним эдакое. Но мои трусики насквозь…

Его светлые остекленевшие от удовольствия глаза отключают всё, кроме самого момента.

Он смещает мою ладонь на головку, и глаза его на мгновение закрываются, тело передёргивает.

Горячо, скользко…