Сбежать от судьбы или верните нам прошлого ректора! (СИ)

– Да? – очень натурально удивилась я. – Просто все эти: «Ой, я своему такой галстук купила!», «Ой, я своему кашу на молоке не даю у него прыщи на... ну ты понимаешь... выступают!», «Ой, я своему купила расческу, буду сама его причесывать!», «Ой, я купила шампунь, специально для него!», «Ой, я своего, наконец-то, в свет вывела!» – наталкивали меня на мысль или о собачке или о ребенке, а так, как вашими детьми они не могут быть чисто по определению, то...

– Аралимираин! – повысила тон мама.

Вот интересно, у нее язык не ломается, когда она мое имя произносит? Это что такая изощренная месть? Слу-ушайте, а может у меня характер вредный, потому что я в детстве была обижена на весь свет за такое имечко? Помню, как пыталась его выговорить, имен пятьдесят новых придумала, пока научилась его произносить!

– Мама? – повернулась к ней.

– Ты в своей академии совсем испортилась! – внесла лепту в разговор Ди.

– Я с вами совсем порчусь. Скоро вообще тухлая, как вы, буду, а в академии я свежечок!

Рты прекрасной половины моего семейства снова приоткрылись. Так-то! Нечего тут меня презрительно-надменными взглядами окидывать, а то покажу вам Кузькину мать!

– Только из-за твоего вызывающего поведения мы с отцом были вынужден, согласится на этот политический брак, – ввернула мама.

– Будто мои сеструхи все по любви замуж выскочили! Ага, сейчас, не надо из меня дуру делать! Просто ваши амбиции, матушка, не утихомирились после того, как вы за брата короля захомутали, – я была зла, очень-очень зла.

Глаз мамы дернулся.

– Аралимираин! Перестань вести себя, как...

Не став дослушивать, я пошла в свою комнату.

– Аралимираин, вернись!

Я была уже на пределе, поэтому только зло ответила:

– Нет!

– Нам нужно обсудить твою свадьбу!

– Нет!

Придерживая полы халата, побежала вверх по лестнице, влетела в свою комнату и захлопнула дверь. Пару секунд смотрела на нее, а потом с криком со всей силы стала ее бить и пинать. Ненавижу! Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу! Оглядела комнату. Бело-золотистые тона, стиль Барокко, пышность и торжественность. Все это я бы променяла на мою комнатку в общаге или на коморку в бабушкиной избушке. Ладно, первым делом проверяем шкаф. Увидев там свою родную одежду, чуть не запрыгала от восторга. Слава Богам! Значит, охранное заклинание все же сработало, и они не смогли выкинуть мои вещички! Натянув штаны, тунику, стянула волосы в хвост, обула кросы и стала метаться по комнате. Мысли хаотично сменяли одна другую, планы в голове грозились выйти за рамки реализма. Четкая последовательность действий никак не складывалась. Думай, думай, думай! Тут открылась дверь и в комнату вбежала бабушка! На вид женщина лет тридцати с еле тронутым паутинкой морщин лицом, со вздернутым носом, чуть раскосыми медовыми глазами, горящие непередоваемой уверенностью в себе и своих силах, тонкие, искривленные в извечной усмешке, чуть впалые щеки. Ариана ден Тиргесса, княгиня Валорская была в самом расцвете сил, несмотря на свои восемьсот десять.

– Ба, – вскрикнула я и бросилась к ней.

– Девочка моя, – она прижала меня к пахнущей сушеными травами груди.

И я снова не выдержала. Внутри будто лопнула натянутая струна, тщательно сдерживаемые слезы и эмоции выплеснулись наружу. По щекам покатились слезы.

– Родная, не плачь! – твердо сказала она.

Только в ее исполнении такое мягкое, ласковое слово «родная», могло звучать как «соберись тряпка». Засмеялась сквозь слезы. Обожаю ее! Бабуля отстранила меня, посмотрела на лицо и произнесла:

– Давай думать!

Я вытерла слезы кулачком, вздохнул, всхлипнула напоследок и стала размышлять.

– Брака не избежать?

Ба покачала головой.

– Тогда расторгнуть?

– Как?

– Брак признается недействительным, если не произошла консумация.

Княгиня Валорская хмыкнула.

– И как это ты собираешься держать собственного мужа подальше от своего тела?

Задумалась, снова заметалась туда-сюда. Потерла рукой лоб, а потом резко обернулась к бабушке.

– Порошки! Сонный, слабительный, для мужской немощи, да много каких порошочков могут мне помочь! – блеснула идеей я.

Ба, расположившись в кресле, поцокала языком.

– К несчастью, твой жених аморт.

– Что? – от надежды совершенно сюрреалистично вспыхнувшей в моем сердце у меня перехватило дыхание.

– Говорю: жених – аморт.

– А... имя?

Ареана дер Тиргесса посмотрела на меня о-о-очень внимательно и ответила:

– Каритис мин Долорес, граф Адельгава.

Только что родившаяся Надюша повесилась.

– Понятно, – буркнула я, и снова начала метаться. – Тогда договорится?

Она рассмеялась.

– Более смешной идеи я не слышала, – выдавила она, утирая слезы. – Знаешь насколько любвеобильны аморты?

– Сделка! – не сдавалась я. – Он может иметь хоть тысячу любовниц!

– Ну, вот это уже что-то, но... ты для него будешь очень привлекательной. Бунтарка, – указала взглядом, но мои волосы, – вредная, красивая, умная и так далее.

Кинула взгляд в зеркало.

– Отращу волосы, буду милашей, наложу правильный макияж, прикинусь дурой.

Ба снова рассмеялась.

– Ах, какая ты у меня замечательная малышка!

Посмотрела на нее.