- При всем моем уважении, Бать, я не понимаю, зачем это тебе? Пускай я в увольнительном, но я на службе. И ты не можешь этого не знать. Вся эта история фонит. Зачем ты пытаешься подсунуть мне такую халтурку? Ради денег? Не поверю. Из большой и чистой любви к бывшему министру? Ты же прекрасно понимаешь все риски!
Батя тяжело вздыхает и бросает красноречивый взгляд в сторону.
И только сейчас я замечаю в стороне на огромной кресле хрупкую фигурку Милы, Батиной дочки.
- Привет, Грозн, - только она может так глупо и ласково сократить армейские позывные.
- Привет, Малая, - улыбаюсь ей. В груди разливается тепло. Мила мне как сестра. Они как раз с Тосей были бы одного возраста. Если бы сестра меньше смотрела видосики вот таких мажорок, как Агла Сереброва и не погибла бы так глупо.
Малая пытается улыбнуться в ответ, но выходит плохо. Красные, опухшие глаза, обветренные, искусанные губы.
- Я впрягся в это дерьмо по поиску Глашки, - почти рычит Батя, - потому что какая-то...
Он шумно выдыхает и сжимает губы в тонкую линию.
- ... потому что эта... Мила переоделась в платье невесты, нацепила на себя ебанную фату и уже собиралась идти к алтарю с Амировым!
Пока Батя говорит, в черноте его глаз разгорается яростное пламя. Его ноздри раздуваются и трепещут. Под смуглой гладковыбритой кожей ходят желваки.
Огромные кулаки попеременно сжимаются и разжимаются. Сказать, что Батя зол, это ни хера не сказать!
- Глаша меня попросила... - всхлипывает Мила. - Я не могла ей отказать...
- Молчать! - ревет Батя. - Встала и вышла на хер отсюда!
Девушка всхлипывает, вскакивает с кресла и моментально исчезает за дверью.
- Теперь ты понимаешь, почему я впрягся? - Батя устало опускается на кресло.
Массивная винтажная мебель жалобно скрипит.
Коротко киваю.
- Гроза!
Сердце екает в груди от того как он произносит мой позывной.
- Леха, - повторяет он тише. - Я никогда тебя ни о чем не просил. Приказывал - да. Но не просил. А теперь прошу. По товарищески...
- Бать, не надо, - сердце сжимается.
Отворачиваюсь. У меня увольнительная заканчивается через пару дней. Мне бы телку себе найти. А не за дурами богатыми по городу бегать.
- Я договорюсь, - продолжает мужчина. - Увольнительную продлят. Серебровы оплатят все расходи и любую сумму, что ты назовешь.
Качаю головой. Мне не нужны их деньги. Я и так могу заработать себе на жизнь. Родители тоже, вроде не нуждаются...
- Тосе памятник поставишь. Мраморный. Как хотел, - давит на больное Батя. Он прекрасно знает про сестру и мою боль.