Сбежавшие сестры

По воскресеньям с утра мы ходили в церковь. Думаю, Бог не возражал, что среди прихожан затесались две отпавшие от церкви католички и агностик. Местная часовня была очень простая, совсем не похожая на католическую церковь в Бермондси, украшенную статуями и позолоченными колоннами. Я скучала лишь по образу Девы Марии. Дядя Дилан не наряжался в роскошное облачение и не грозил никому вечными муками в геенне огненной; он проповедовал любовь и прощение. Он молился не только за наших ребят, сражающихся на войне, но и за вражеских солдат, которые, по его словам, были такими же простыми молодыми парнями, как наши. Чьи-то сыновья, чьи-то братья, любимые внуки. Их тоже кто-то любил, и, если они погибали, воюя за свою страну, о них тоже скорбели. Дядя Дилан говорил, что и они заслуживают наших молитв.

Мы с Лотти стали ходить в церковный хор и петь гимны на валлийском. Я ничего не понимала, но меня это ничуть не беспокоило. Католическая месса велась на латыни, так что в ней я тоже не понимала ни слова.

Весна сменилась летом, и мы вдоволь набегались по холмам и полям вокруг Гленгарита. Мы понимали, как нам повезло оказаться в этом чудесном месте. Совершенно незнакомые люди распахнули для нас с Олив двери своего дома и открыли нам свои сердца. Я никогда не забуду это лето, когда мы жили без забот и могли побыть детьми.

Лишь одно нас печалило – то, что мама, Тони и Фредди по-прежнему оставались в Бермондси. Если бы только мама могла видеть, где мы живем и как хорошо это сказывается на нашем здоровье! Мы пополнели. Кожа у Олив прямо-таки сияла после долгих часов на свежем воздухе, и мы обе приобрели здоровый цвет лица. В Бермондси все были бледными. Если бы мама просто села на поезд и приехала, то своими глазами увидела бы, как здесь чудесно. Но в письмах она лишь отвечала, что Фредди болезненный малыш, так что они пока не могут отправиться в путь.

Однажды вечером мы с Лотти пошли к пруду и уселись на траве.

– Я просто не понимаю, Лотти, – призналась я. – Если Фредди болезненный, то ему как раз и нужно попасть сюда, разве нет? Уехать из сырой квартиры, подальше от смога и бомбежек. Почему она не едет?

– У взрослых все сложно, Нелл, – ответила Лотти, снимая очки и протирая их краешком подола. – Полагаю, дело в страхе перед неизвестностью. Мой папа говорит, что в жизни самое главное – с радостью встречать перемены и хвататься за каждую возможность. Нужно посмотреть в лицо страху и решиться.

– Там, откуда я родом, о таком даже не думают. По-моему, всем даже нравится чего-нибудь бояться. Наша соседка миссис Бэкстер жутко боится грома и молний, так что однажды в грозу она бросила своего бедного одноногого мужа и начала со слезами и воем ломиться к нам в дверь. Потом она спряталась под стол и сидела там, пока все не закончилось. Не вылезла, даже когда мы ужинали. Думаю, если бы мы ей предложили взглянуть в лицо страху, она бы нам просто врезала. Понятия не имею, почему нельзя спрятаться под собственный стол.

– Я знаю, мне повезло, что родители учат меня думать самостоятельно, – сказала Лотти. – Не хочу сказать, что они любят меня больше, чем твои тебя, ты не подумай, Нелл. Но они объяснили мне, что нельзя позволять страху вставать на пути у моих стремлений и что нужно отстаивать свои убеждения.

Я кивнула:

– Мы явно родом с разных планет, Лотти, но мне нравится все, чему я у тебя учусь. Если бы мы не встретились, я никогда бы обо всем этом не узнала.

Лотти приобняла меня за плечо:

– А я многому учусь у тебя, Нелл. Вот нам повезло, а?

– Да.

– Уверена, твоя мама скоро наберется смелости и сядет на поезд.

– Надеюсь, потому что Олив уже совсем не говорит о ней. Так ведь может дойти до того, что она начнет называть мамой тетю Бет.

– Ну тогда тебе просто придется напомнить ей, что в Бермондси у нее есть мама, которая ее очень любит.

Я коснулась своего медальона и сжала его в руке.

– Красивый, – заметила Лотти.

Я открыла створку и показала ей фотографии.

– Это твои родители? – улыбнулась она.

Я кивнула:

– В день свадьбы.

– Прекрасная пара, только вид у них такой, будто их ведут на казнь.

– Мама сказала, что они ужасно нервничали.

– Твой папа сейчас на войне?

– Да, у всех ведь так, верно?

– Почти.

– В каком смысле?

– Ну, мой папа тоже на фронте, но не воюет.

– А что же он там делает? – удивилась я.

– Развлекает солдат.

– О!

– Он выступает в составе концертной бригады. Мой отец против убийства себе подобных, Нелл. Я уверена, что, не стань папа фронтовым артистом, уже угодил бы в тюрьму. Но, по его словам, он лучше будет сидеть в камере, чем согласится убить другого человека.

– Но ведь развлекать солдат тоже нужное дело.

Лотти перевела взгляд на пруд:

– Он ведь не трус, понимаешь?

– Конечно, нет, Лотти. Судя по твоим рассказам, твой папа просто замечательный.

Лотти выдавила улыбку:

– Так и есть.