Сбежавший жених

– А чего я натворила? – спокойно осведомилась та, правда, тут же спрятавшись под защитой чар невидимости. – Разве с Фреем что-то случилось?

– Со мной все в порядке, – поспешил он меня заверить, так же резко перестав кричать, как и начал. – Я просто испугался, что эта дрянь мне тоже руку обожжет. Так прям сама мне в ладонь скользнула.

– Все в порядке? – на всякий случай уточнила я.

– Угу. – Фрей кивнул и вытянул перед собой руку, в которой лежала монета. – Вот, смотри.

И действительно, его ладонь даже не покраснела, что уж говорить о возможном ожоге.

– Надо сказать, методы у тебя весьма радикальные, – проговорил Седрик, обращаясь, по всей видимости, к Ульрике.

– Да ладно вам. – Воздух над платяным шкафом засеребрился, доказывая, что фея поспешила взмыть на свое излюбленное место подальше ото всех. – Главное, что я права. Я была уверена, что Фрею ничего не грозит. – После крохотной заминки Ульрика добавила чуть слышно: – Ну, почти уверена.

Я со свистом втянула в себя воздух. Как же я теперь понимаю Ульеров! Просто уму непостижимо, сколько в столь мелком создании вредности и подлости!

Седрик тоже покачал головой, видимо, подумав о том же самом, но вслух ничего не сказал. Осторожно взял из руки Фрея монету, уже не прибегая к защите носового платка, и надолго задумался, разглядывая ее со всех сторон.

– Я умру, да? – не выдержав, спросила я и на всякий случай сморщилась, готовая горько разрыдаться.

– Ты знаешь, что означает этот символ? – невежливо вопросом на вопрос ответил Седрик.

Я шумно вздохнула и на несколько секунд задержала в груди воздух, силясь успокоиться и не взорваться гневным криком. Он издевается, что ли? Ну откуда же мне это знать? Если бы я была в курсе – то так бы и сказала, а не мучилась неизвестностью.

– Нет, понятия не имею, – наконец, в должной мере совладав со своими эмоциями, процедила я сквозь зубы.

– Песочные часы издавна означали течение времени, неотвратимость наказания за грехи, – задумчиво проговорил Седрик, подняв монету повыше и рассматривая ее в тусклом свете пасмурного дня. – Все течет, все изменяется, но неизменно только одно: всех нас после смерти ожидает суд Альтиса, да не прозреет он никогда.

Я скрипнула зубами. Час от часу не легче! Неужели я оказалась заклеймена символом бога мертвых? Но я всегда считала, что его знак – глаз, перечеркнутый молнией. Неужели ошибалась?

– Песочные часы, лежащие на боку, это совсем другое дело, – тем временем продолжал свою познавательную лекцию некромант. – Это знак безвременья, пустоты. Нет смены дня и ночи. Время остановилось и не идет. Нет смерти, а значит, и нет жизни.

– Что-то мне не нравится, как это звучит. – Я с натугой рассмеялась, надеясь, что Седрик тоже хотя бы улыбнется и попытается меня приободрить, мол, не бери в голову.

Но некромант в ответ лишь смущенно пожал плечами и отвел взгляд.

– Это то объяснение, которое я когда-то прочитал в книге, посвященной всевозможным символам, – грустно проговорил он, и смех застрял в моем горле. – Возможно, я не прав, и есть иное толкование. Но в таком случае его надлежит требовать с Дани, поскольку мне оно неизвестно. В конце концов, это же его монета.

– Неужели я действительно умру? – тоскливо протянула я, чувствуя, что мир вокруг подозрительно расплывается в подступивших слезах. – И скоро это случится? Как узнать, сколько времени мне осталось?

– Я не знаю, Тамика, – с нажимом повторил Седрик. – Могу тебя утешить лишь тем, что этот знак все-таки не означает неминуемую гибель.

– Человек с этим знаком стоит над и вне времени, – вдруг проговорила Ульрика, перебив некроманта.

Я с интересом посмотрела на фею. Она скинула с себя чары невидимости и легкомысленно болтала в воздухе ногами, снисходительно наблюдая за нами с верха платяного шкафа.

– И что это значит? – спросила я у нее.

– Я неплохо разбираюсь в обычаях и традициях сумеречных драконов, – сказала Ульрика. – Но черные все-таки не чета им. Поэтому ответить на твой вопрос я не могу. До меня доходили лишь какие-то слухи, обрывки сплетен.

– Расскажи хотя бы их, – попросила я, с ужасом представив, что зловредная фея взамен прикажет встать мне на колени и умолять ее таким образом. С нее станется.

Однако Ульрика была непривычно серьезна. Малейший намек на насмешку исчез из ее голоса. Она говорила тихо и твердо, явно испытывая ко мне сочувствие. Что скрывать очевидное, это напугало меня до дрожи в коленях. Видать, мои дела действительно обстоят хуже некуда.