Вотъ во взвозъ поднимаются три лошади, везущія корье. Наряду съ передней лошадью идетъ какай-то хворый мужичекъ. Онъ понукаетъ лошадь, но тщетно. Взвозъ крутъ, возъ тяжелъ, замореная лошадка то и дло останавливается; и когда она останавливается, возъ раскатывается и тянетъ ее назадъ.
Тутъ къ мужику подбгаетъ сбирунъ Мишка. Говоритъ мужику.
— Дяденька, я стану подкладывать подъ колесо камень, чтобы телга не катилась назадъ.
— Подкладывай.
— А дашь мн за это пучекъ корья?
— Дамъ.
Тутъ Мишка беретъ голышъ, и, когда лошадь останавливается, онъ подкладываетъ голышъ подъ заднее колесо телги, и возъ уже не катится назадъ, стоитъ на мст.
— Н-но, н-но, ми-ла-ай! Немного осталось. Скоро выберемся на ровное мсто, — поощряетъ мужикъ свою клячу.
А Мишка, той порою выхватываетъ изъ воза пучокъ, другой, третій… Бросаетъ ихъ въ сторону, въ кусты, и въ слдующую остановку клячи также подкладываетъ подъ колесо голышъ, точно ни въ чемъ невиноватый.
Кляча, наконецъ, выползаетъ на ровное мсто и мужикъ даетъ Мишк пучекъ корья фунтовъ въ пять или около.
Мишка бжитъ перепрятать похищенные съ воза пучки и потомъ направляется къ другому возу.
За этимъ возомъ идетъ Ванька. Онъ не подкладываетъ камня. Онъ не любитъ прислуживать. Онъ идетъ поодаль отъ воза, и когда возчикъ зазвается, Ванька, какъ коршунъ, подлетаетъ къ заду воза и сразу выдергиваетъ пучка три — четыре. Онъ изъ одного этого воза вытеребилъ около двухъ пудовъ.
Но вотъ возчикъ замтилъ его продлки, изловчился и ударилъ кнутомъ прямо по Ванькину лицу.
Ванька схватился за щеку и отскочилъ далеко въ сторону. Тутъ онъ схватилъ увсистый голышъ и такъ запустилъ его въ грудь возчика, что тотъ только крякнулъ.
Ванька и Мишка прячутся въ кусты.
IV
Вечеръ.
Работа въ затон кончена.
Ванька и Мишка забрались на гору, называемую «лтникомъ». У нихъ фунта два колбасы, три булки, дв бутылки баварскаго квасу и полбутылка водки.
Они расположились на зеленой лужайк. Пьютъ и закусываютъ.
— Пей еще водки-то, — потчуетъ Ванька.
— Не хочется. Горька больно. Во рту и внутри жжетъ… — отказывается Мишка.
— Пей, ничего. Это отъ непривычки теб она горькой кажется. Пей, привыкнешь… Давно бы теб надо было сбирать вмст со мной. Что ты тамъ водился съ разной мелюзгой: ничего не видлъ, не зналъ… Со мной — другое дло… Я тебя научу и пить и шуры-муры водить… Я вдь все знаю, всего испробовалъ…
Охмелвши, они поютъ — уродливо поютъ уличную псню:
Наступаетъ ночь и хмурой тьмой одваетъ пьяныхъ сбируновъ. Они отходятъ къ сну тутъ-же, на мст.
Н. Власовъ-Окскій.
1912