Сбить на взлете

Вылетели мы с Елизарычем в Белоруссию, на место довоенного базирования нашего полка, следующим утром. Совинформбюро уже неделю назад объявило, что наши войска вышли там на линию государственной границы. Подлетаем к местечку, а аэродром-то, оказывается, занят. Самолетов на первый взгляд не видно, но определить опытным взглядом с небольшой высоты места стоянок боевых машин, накрытых камуфлирующей сетью, все-таки можно. "Утка" оборудована радиостанцией не была, поэтому прошел над полосой, демонстрируя красные звезды на плоскостях и покачивая крыльями. Взлетевшие через пару минут две зеленые ракеты дали понять, что разрешение на посадку получено. Притер маленький самолетик на три точки строго напротив выложенного брезентовыми полотнищами "Т" и порулил вслед за бегущим солдатом с флажками в руках.

- Воскобойников? - сравнил фотографию в офицерском удостоверении личности немолодой майор. - Ну здравствуй Николай Васильевич, - вернул документы и протянул руку. Крепко пожимая, представился: - Ерохин Павел Павлович, начальник штаба штурмового полка. Затем добавил: - Предупреждали нас о твоем появлении.

- Кто? - удивился я, переглядываясь с Елизарычем.

- Полковник Коноваленко. Только вчера улетел. Вас проводить или сами? - критически посмотрел на торчащую из кобуры рукоятку Браунинга НП.

- Да уж найдем как-нибудь, - отказался я от провожатых. Отдав бумаги на обслуживание и заправку "Утки", направился со старшим лейтенантом Кривоносом на дальний край аэродрома.

Засыпанная местными жителями яма у леса отсутствовала. Братская могила была выровнена, сформирован земляной холм с уже пробивающимися ростками травы. Ближе к лесу стоял наполовину вкопанный покореженный трехлопастной винт от Яка и большая, аккуратно покрашенная, металлическая доска с датой - 22.06.1941г. - и длинным списком погибших. Первые две строчки - мои родители.

Дядя Витя успел раньше - я еще гадал, зачем он в том месяце потери личного состава с начала войны выборочно переписывал.

Елизарыч, не обращая внимания на мои слезы, достал из противогазной сумки стаканы, хлеб, отцепил с ремня фляжку. Помянули, и он пошел обратно - посмотреть, как там с УТ-2 дела обстоят. Скорее всего, просто хотел оставить меня одного. Немного посидев, привел себя в порядок, у граненого стакана с водкой, накрытого неровно обрезанной горбушкой черного хлеба, поправил букетик полевых цветов - нарвал прямо на взлетно-посадочной полосе - и тоже двинулся. Оглядывался и вспоминал родителей - красивую маму с доброй улыбкой на лице и частенько торопящегося чуть прихрамывающего отца.

Наш маленький домик оказался занят - у входа прохаживался часовой с ППС. Заметил меня, посмотрел на погоны, постучал в дверь, открыл, что-то сказал внутрь и предупредительно распахнул створку. Невысокий кряжистый подполковник встретил крепким пожатием, уважительно глядя на мои награды. Представился, говоря, что уже наслышан о сыне погибшего в первый день войны командира стоявшего здесь истребительного полка. Указал на лавку у стола:

- Гостям мы всегда рады.

- Ну не совсем и гость, - отшутился я, - скорее хозяин.

Он улыбнулся и возражать не стал. Сказал, что скоро освободит помещение - перебазирование полка на носу. Посидели, поговорили - Елизарыч с начальником штаба тоже подтянулся. По тридцать грамм приняли. Потом, осмотрев домик - как выяснилось, после немцев здесь основательно пришлось порядок наводить - и опять вспоминая родителей, распрощался и пошел в местечко. Часть хат отсутствовала - только закопченные кирпичи на месте разрушенных печек - но в нескольких местах вился дымок. Заглянул в один из домов, где жила бобылиха Пелагея. Вначале меня громкоголосая женщина не узнала, потом схватилась за голову и заохала. Она и рассказала, что еще в конце июля сорок первого приехали полицаи, согнали всех евреев и угнали неизвестно куда. Теперь вся надежда на скорое освобождение Польши от фашистов - может и отыщутся страдальцы.

В доме деда Моти с бабой Соней тоже квартировали летчики. Опять пришлось немного посидеть и поговорить. Потом разыскал лопату и пошел на задний двор. Старой яблони не было, только трухлявый пень торчал. Прикинул место и принялся за раскопки. Неизвестно откуда появился особист, поинтересовался, выслушал объяснения, но не удовлетворился и остался наблюдать. Пакет с документами дед упаковал качественно, только наружные слои вощеной бумаги немного подгнили. Внутри все было целое. Особист увидел семейные фотографии, пару листов с моей фамилией и ушел. Сам я перебирать документы тоже не стал - заново перевязал и пошел на аэродром. Дома, то есть в полку, посмотрю. Какое-то чувство говорило, что с этими бумагами надо разбираться обстоятельно, без спешки. И не ошибся - через несколько дней, перебирая старые грамоты, мандаты и письма, нарвался, можно сказать, на бомбу. И что мне теперь с этим делать?

****