Но хоть какая-то польза есть — тот бой, когда пулю словил, все-таки вспомнился. Сопровождали «горбатых», работали всей эскадрильей четко по правилам — три пары в непосредственном сопровождении штурмовиков и наша четверка в восьми сотнях метров выше. Воздушное прикрытие войск у противника тоже было организованным — как знали, гады, что Илы штурмовать их передний край придут. Раз за разом строго по две пары «худых» с пикирования заходили, дадут не особо прицельную очередь издали и опять горкой вверх уходят. К горбатым им не прорваться, несмотря на численное преимущество — десятка полтора мессеров было — так они на наших Яках отрываются. Сбить при атаке с полукилометра дальности почти невозможно, но на нервы разноцветные трассеры, проносящиеся, кажется, совсем рядом, очень неприятно действуют. На виражах «худые» крутиться не хотят — знают, что на горизонтали Як-9 сильнее. Откроют огонь на большой скорости, заставят развернуться, а сами вверх уходят, где их хрен достанешь. Или пытаются, после атаки на нас, снизу на штурмовики зайти, где у Илов защиты нет. Приходится отгонять, зачастую самим подставляясь. Вот в самом конце боя — горбатые по переднему краю немцев уже отработали и, отходя, прижиматься друг к другу начали — Стародубцев, отсекая очередную пару худых, не заметил другую.
Ору ему «Дубина, прими правей!», а он в надежде все-таки всадить прицельную очередь, чуть задержался на курсе. Сам стреляю в фашиста и… вот тут-то и прилетело. Как раскаленной кочергой голову приложило. На одних рефлексах машину от сваливания на крыло удержал. И ветер через дыру сзади в фонаре свищет. Куда лететь, в какую сторону? — не понимаю. Дал газ до упора и вверх потянул, на автомате скольжением в обе стороны поочередно виляя, чтобы в прицел не попасть. Доложился по радио и, даже вроде правильно поняв Вовкины приказы, развернулся в нужную сторону. Тянул как в тумане — смотрю за борт и совсем местность не воспринимаю. Уцепился за пролетевший рядом Як с крупной «шестеркой» на фюзеляже и потелепал за ним. На посадке получил несколько сигнальных красных ракет в морду — ни шасси, ни щитки не выпустил, и скорость слишком большая. Пришлось еще раз заходить, а макушку совсем уж сильно печет. И туманная картинка красная почему-то — кровь очки заливает? Стукнулся о землю колесами, подскакивая в козле, переключатель магнето в ноль крутанул и вырубился. Все-таки очень легенькая у меня ласточка, надежная, раз не рассыпалась при такой отвратной посадке.
В очередное воскресенье Валентину в университет неожиданно вызвали. Это фабрики и заводы без выходных работают, а ученым, чтобы голова соображала, отдых, оказывается, все же полагается. Днем, когда уже с процедур вернулся, спрашиваю:
— Чего вдруг выдернули?
— Ерунда всякая, — поморщилась жена. — Какому-то недоучке взбрела в голову идея делать ракеты с самонаведением на излучаемое мотором самолета тепло. Засекать с помощью болометра источник инфракрасных волн и наводить на него реактивный снаряд в автоматическом режиме.
— Болометра? — ну не говорить же Валентине, что нечто подобное и мне хотелось бы соорудить. И в подсознании что-то такое крутиться про головки активного самонаведения. Вот только про этот таинственный прибор с названием на букву «Б» я услышал впервые.
— Датчик инфракрасного излучения, — пояснила жена, — очень тонкая черненая платиновая пластинка, у которой сопротивление от мельчайшего нагрева меняется. Посчитали выделяемое мотором тепло — у того же Мессершмитта bf-109g порядка тысячи киловатт — прикинули, сколько уходит в воздух через выхлопные патрубки, радиаторы и винт. При скорости около шестисот километров в час — это под сто семьдесят метров в секунду — разница температур оказалась настолько мала, что уровень шумов самого лучшего лампового усилителя для этого болометра оказался в несколько раз выше самого сигнала. Еще и быстродействие этого болометра минимум на порядок ниже, чем требуется. Никак не уследить такому устройству за целью.
— Пустышка, — дошло до меня. А жаль, На первый взгляд идея была заманчивой.
— Правильно, мой хороший. Может в будущем и придумают какие-нибудь новые датчики, но сейчас такие ракеты, увы, нереальны, — и сама спросила: — Тебе завтра опять в этот институт нейрохирургии на процедуры?
— Нет! — я гордо выпятил тощий живот. — Сказали, что практически здоров, за исключением некоторого недостатка веса. Еще недели две-три, и дадут допуск на полеты. Я уже сейчас достаточно сильный! — поднял для подтверждения довольно завизжавшую жену. Посмеялись и поцеловались.
— Надька сала копченого где-то раздобыла приличный шмат и очень дешево. Будешь, пока я ужин приготовлю?
— Спрашиваешь! — дальше я был очень занят процессом уничтожения нежной пряной корейки — мяса в распластанном на тонкие ломтики сале было не меньше жира — со свежим ржаным хлебушком. Смотрел на жарящуюся опять-таки со свининкой картошку, ловил носом божественные ароматы и методично жевал таящие во рту бутерброды.