– Сдается, вы что-то затаили против меня, мидам. В чем я провинился?
Тут Антон резко поднялся, отодвинул свой стул.
– Давайте не будем выяснять это сейчас. Кажется, у нас еще есть дела.
– Да, – сказал и Овечкин, вставая. – Предоставим капитану Хиббиту расплатиться с официантом… Будем уж так любезны, что даже и поблагодарим его за вкусный и сытный завтрак. И займемся делом. Поднимемся в ваш номер, Вероника Андреевна, или в мой?
– Все равно, – сказала она, закусив губу. И тихо добавила: – Извините, капитан.
Кароль демонстративно вынул из кармана пачку ярко раскрашенных купюр и, отсчитав несколько штук, положил их на стол. Затем столь же демонстративно спрятал деньги и, отвернувшись от своих спутников, принялся высматривать официанта.
Антон молча предложил Веронике руку и повел ее к выходу из ресторана. Овечкин, немного помешкав, двинулся следом.
Когда, минут через пять, Кароль вышел в гостиничный холл, он обнаружил там только Вероникиного друга, который сидел в кресле возле пылающего камина и угрюмо курил. Самой сказочницы и Овечкина было не видать. Они уже поднялись наверх.
Капитан Хиббит, приблизившись к Антону, сухо сказал:
– Вы тоже можете остаться и не ходить со мной, масьёр Антуан. Если испытываете такие жуткие сомнения относительно моей порядочности…
– Да нет уж, пойду, – столь же сухо ответил Антон. – Короткий разговорчик имеется, капитан.
Кароль бросил на него косой взгляд.
– Ну-ну… Вы позволите накинуть на вас иллюзорную шубу, масьёр? Дабы не поражать портье своей морозоустойчивостью?
– Отчего же не позволить? Накинь.
– Хотелось бы, чтобы вы перестали мне тыкать, масьёр. Иначе пойдете без шубы.
– Плевать. Толку-то от этих иллюзий…
– Не скажите. Я могу сделать так, что она будет еще и греть. А могу и не сделать.
– Плевать, – повторил Антон и поднялся на ноги. – Пошли уже, наконец!
Глава 16
Небо Тарианы днем имело тот особенный, синий и глубокий цвет, какой оно приобретает на Земле в начале вечерних сумерек. Бледное, серебристо-серое солнце, стоявшее почти над самым горизонтом, казалось размером с мелкую монетку и как будто таяло в этой густой синеве, не в силах развеять ее своими лучами.
Тем не менее на улице было чуть теплее, чем ночью. Даже иней на дорожных плитах растаял. А жителям Шеморы, привыкшим к вечному холоду (в Тариане нынче было лето, по словам капитана Хиббита), этот редкий ясный денек, похоже, казался и вовсе жарким.
Выйдя из гостиницы, Антон и Кароль вынужденно задержались на ступенях у входа. На узкий тротуар так просто было не сойти – в отличие от ночного безлюдья, сейчас его буквально заполонили прохожие. Многие из них были в расстегнутых нараспашку, подбитых мехом пальто и куртках, да еще и головные уборы поснимали, с удовольствием подставляя на ходу лица своему неприветливому солнышку.
По мостовой то и дело проезжали необычного вида экипажи, круглые, чрезвычайно аккуратные – ни царапинки на украшенных цветной росписью и крытых лаком боках, – с маленькими занавешенными окошками. Запряжены в них были животные, мало похожие на лошадей. Низкорослые, толстые (или казавшиеся таковыми из-за густой длинной шерсти), неуклюжие на вид, своими мохнатыми лапами они, однако, перебирали довольно резво. И у каждого под задранным кверху пушистым хвостом был подвязан кожаный мешок. Горожане свято блюли чистоту улиц…
Кучер одного из таких экипажей, завидев на крыльце гостиницы застывших в нерешительности потенциальных седоков, придержал своего «конька» и призывно помахал рукой.
– Вперед, – скомандовал капитан Хиббит, и они с Антоном сбежали со ступеней, искусно лавируя между прохожими.
Кучер, соскочив наземь, предупредительно распахнул перед ними круглую дверцу.
– В банк Доггера и Доггера, – сказал ему Кароль достаточно громко, чтобы Антон услышал эти имена.
Они забрались в экипаж, уселись напротив друг друга на обитые мехом сиденья. Дверца захлопнулась, кучер вскочил на козлы, и заменитель лошади мягко затопал по гладким плитам мостовой.
– Я слушаю, – после некоторой паузы напомнил Кароль. – Вы обещали, масьёр, какой-то разговорчик.
– Не ерничай. Почему бы не называть меня просто Антоном, как делают все нормальные люди?
– С чего ты взял, что я нормальный?
Антон на мгновение сбился. Потом сказал, не отводя от Кароля тяжелого взгляда:
– Ты можешь говорить серьезно?
Тот вздохнул.
– Почему-то, именно когда я серьезен, меня держат за шута. А когда шучу, воспринимают всерьез и норовят съездить по физиономии! Я, конечно, выражаюсь фигурально – насчет физиономии. На такого милашку, как я, еще ни разу и ни у кого не поднялась рука. Но поползновения бывают, бывают… Так что ты хотел сказать?
Лицо Антона еще более похолодело.
– Не знаю, за кого ты держишь меня, но относительно
– Ну, ты-то точно человек серьезный, – закивал Кароль. – Это я заметил.
– Умница. Я надеялся, что заметил. Профессионал все-таки… Так вот – забудь о ней. Она не для тебя.