В общем-то, старина, понимаешь ли, все это весьма зыбко, потому что такое стечение благоприятных условий, как у нас на Земле, с точки зрения новейшей науки, понимаешь ли, маловероятно, кратковременное исключение из правил. Ну, конечно, все это во вселенских масштабах, для нас-то это история, а может быть, и тысячи историй, миллион цивилизаций, в общем, все нормально.
— Ты давно об этом знаешь? — спросил я его.
— Не так давно, но уже порядочно, и не знаю, а предполагаю.
— Поэтому ты такой спокойный?
— Да, поэтому.
Боже ты мой, конечно, я знал, что наша Земля — «песчинка в необъятных просторах вселенной», и в свете этого походы Александра Македонского несколько смешили меня, но сознание того, что мы вообще явление «маловероятное», на какое-то время поразило меня, да и сейчас поражает, когда я об этом думаю. Стало быть, все это чудеса чудес? Бесчисленные исключения из правил, игра алогичности? Например, чудо апельсина. Случайные переплетения маловероятных обстоятельств, — и на дереве вырастает именно апельсин, а не граната-лимонка. А человек? Подумайте об этом, умники! Вы же ученые, вы же знаете все это лучше меня, ну так подумайте.
— Катя, ты чудо! — сказал я ей.
— А ты чудо-юдо, — засмеялась она.
— Я серьезно. Ты — исключение из правил.
— Это я уже слышала, — улыбнулась она с облегчением, переходя к веселости и легкости наших прежних отношений.
— Ты — случайное переплетение маловероятных обстоятельств, — с дрожью в голосе проговорил я.
— Отстань, Колька! Ты тоже переплетение.
— Конечно. Я тоже.
— Ого! Ты слишком много о себе возомнил.
— Пальчики твои, пальчики… — забормотал я, — маловероятные пальчики, ты моя милая… Я хочу тебя поцеловать.
— Ты, кажется, совсем того, заговариваешься, — слабо сопротивлялась она. — Колька, это нечестно, посмотри, сколько народу вокруг.
Боже ты мой, вот две случайности — я и Катя, и случайность свела нас вместе, и мы случайно подходим друг к другу, как яблоко к яблоне, как суша к воде, как муж к жене, но вот — мы не можем даже поцеловаться на глазах у людей, и, видно, это действует какой-то другой закон, не менее удивительный, чем закон случайностей.
Кто-то дернул меня за плечо.
— На минутку, Калчанов, — сказал мне потрясающего вида силач без шапки и без шарфа. — Ты полегче, Калчанов, — проговорил он, глядя в сторону и массируя свои предплечья, — кончай тут клинья подбивать, понял?
Тут я вспомнил его — это был Ленька Базаревич, моторист из партии Айрапета.
— Понятно, Леня, — сказал я ему, — ты только не задави меня, Леня.
Я увидел, что к нам приближается Сергей Орлов. Два таких силача на меня одного — это уж слишком. Я представил себе, как они вдвоем взяли бы меня в оборот, вот вид я бы имел!
— Можешь смеяться, но я тебе сказал, — предупредил меня Леня и отошел.
Чудаки, возможно вы хорошие ребята, у каждого из вас свой кодекс чести, но мне ведь только бы с самим собой совладать, со своим кодексом, и тогда, силачи, приступайте к делу, мне не страшно.
Сергей подошел.
— Вот что, — сказал он, — тот человек, мой знакомый, — директор пишеторга.
— Потрясающий блат, — сказала Катя, — так ты тогда займи столик в столовой. Говорят, там есть даже коктейли.
— Точно, — сказал я, — я там как-то веселился. Коктейль «Загадка», мечта каботажника.
— Столик — это ерунда, — сказал Сергей, — он нам устраивает апельсины. Пойдем, — потянул он за руку Катю, — хватит тебе в очереди стоять.
Катя нерешительно посмотрела на меня.
— Идите, ребята, — сказал я, — идите, идите.
— Ты не идешь? — спросила Катя и освободилась от рук Сергея.
Сергей прямо сверкнул на меня очами, но сдержался.
— Пойми, — сказал он мне, — просто неудобно нам здесь стоять. Здесь много наших рабочих.
— Ага, — кивнул я, — авторитет руководителя, принцип единоначалия, кадры решают все.
Катя засмеялась.
— А о ней ты не думаешь? — спросил Сергей.
— Нет, я на нее чихать хотел.
Катя опять засмеялась.
— Иди, Сережа, а я тут с этим подонком расправлюсь.
— Тут матом ругаются, — как-то растерянно сказал Сергей.
Катя прямо покатилась со смеху.
— Ничего, — сказал я, — мы с ней и сами матерщинники первостатейные.
Он все-таки ушел. Ему, видно, очень нужно было уйти. Я даже пожалел его, так ему не хотелось уходить.
— Смешной он у нас, правда? — сказала Катя, глядя вслед Сергею.
— Он в тебя влюблен.
— Господи, как будто я не знаю.
— Ты про всех знаешь?
— Про всех.
— Нелегко тебе.
— Конечно, нелегко.
— А туфельки? Ты их забыла в тот вечер, когда в клубе выступала владивостокская эстрада?
— А, вспомнил! Ведь ты в тот вечер увлекся «жанровыми песнями»…
— Должен же я иногда…
— Фу ты, какой идиотизм. Конечно, ты должен. Мне- то что!
— Катя!
— Мы танцевали у Сергея. Все было так романтично и современно — освещение и все… Потом я влезла в свои чоботы, а туфли забыла. Он не такой нахальный, как ты.
— Я нахальный, да?
— Конечно, ты нахал. Запроси Владивосток, и тебе ответят, кто ты такой.
— А он душевный, да? Все свои горести ты ему поведала, правда? Такой добрый, благородный силач.
— Коленька! А как же дальше мне быть?..
— Пойдем погуляем.