– Ах, Том, Том, любо-дорого на тебя посмотреть! – говорил дед. – Скучно было без тебя в Дублине эти четыре года. Но, черт возьми, теперь я помираю. Нет, не спрашивай, отчего да почему. Доктор мне сказал, в душу его так, и эта новость для меня прямо как обухом по голове. И я так решил: чем родне раскошеливаться на дорогу, чтоб попрощаться со старой клячей, совершу-ка я сам прощальное турне, пожму всем руки, выпью с каждым. Так что нынче я здесь, а завтра покачу за Лондон, повидаю Люси, а потом в Глазго, повидаю Дика. Погощу у каждого денек, не больше, чтобы не быть ни кому в тягость. Ну что ты на меня рот раскрыл? Я не за жалостью приехал. Мне уже восемьдесят, пора и поминки закатить, как полагается, деньги на это у меня отложены, так что о деньгах ни слова. Я еду со всеми повидаться, убедиться, что все здоровы и веселы, так что могу спокойно откинуть коньки и помереть с легким сердцем, если выйдет. Я…
– Дедушка! – воскликнул вдруг Том и, схватив его за плечи, крепко обнял; внука душили слезы.
– Ну-ну, полно, малыш, спасибо, – сказал старик. – Мне достаточно того, что я вижу в твоем взгляде. – Он мягко отстранил внука от себя. – Расскажи-ка мне про Лондон, про твою работу, про этот дом. Ты тоже рассказывай, Фрэнк. Друг Тома для меня все равно что родня! Все рассказывай, Том!
– Простите. – Фрэнк кинулся к двери. – Вам обоим есть о чем поговорить. А мне тут надо купить кое-что…
– Постой!
Фрэнк остановился.
Лишь теперь старик по-настоящему рассмотрел портрет над камином, подошел ближе, протянул руку и, прищурившись, прочитал подпись внизу.
– Фрэнк Дэвис. Это ты, мальчик? Это
– Да, сэр, – ответил Фрэнк, стоя у двери.
– И давно?
– Кажется, года три назад. Да, три.
Старик медленно покачал головой, как будто эта подробность добавила что-то к той огромной головоломке, над которой он непрестанно размышлял.
– А знаешь, Том, на кого это похоже?
– Да, дедушка. На тебя. Много-много лет назад.
– А, так ты тоже заметил? Бог мой, точно. Это же я в свой восемнадцатый день рождения, когда вся Ирландия, и все ее зеленые луга, и нежные девушки были у меня еще впереди, а не позади. Это же я, точно я. Бог свидетель, я был хорош собой, и ты, Том, тоже. А ты, Фрэнк, Бог свидетель, ты просто чародей. Ты отличный художник, мальчик.
– Делаю, что могу. – Фрэнк потихоньку вернулся на середину комнаты. – Делаю, что
– А Тома ты
Том рассмеялся. Дед тоже. А за ними и Фрэнк.
– Еще по стаканчику. – Старик налил всем виски. – А потом мы позволим тебе тактично улизнуть, Фрэнк. Только обязательно возвращайся. Мне надо с тобой потолковать.
– О чем? – спросил Фрэнк.
– О Великих Тайнах. О Жизни, о Времени, о Бытии. А по-твоему, о чем же еще, Фрэнк?
– Этого довольно, дедушка… – сказал Фрэнк и запнулся, с удивлением услышав сорвавшееся с языка слово. – Я хотел сказать, мистер Келли…
– И дедушки довольно.
– Мне надо бежать. – Фрэнк залпом допил свой виски. – Созвонимся, Том.
Дверь захлопнулась. Фрэнк ушел.
– Ты, разумеется, переночуешь у меня, дедушка? – Том подхватил саквояж. – Фрэнк не вернется. Ты ляжешь на его кровати.
Том уже застилал одну из двух кушеток у дальней стены.
– Спать еще рано. Так что давай, дедушка, еще немного выпьем и поговорим.
Но старик, пораженный, молча разглядывал картины, развешанные по стенам.
– Здорово нарисовано.
– Это все Фрэнк.
– И лампа тоже красивая.
– Ее сделал Фрэнк.
– А коврик на полу?..
– Фрэнк.
– Бог мой, – шептал старик, – ну и трудяга этот Фрэнк!
Он медленно шаркал по комнате, как в музее.
– Да тут просто яблоку негде упасть от шедевров, – говорил он. – В Дублине ты ни на что такое не сподобился бы.
– Поживешь вдали от дома – многому научишься, – смущенно сказал Том.
Старик закрыл глаза и допил свой стакан. – Тебе нехорошо, дедушка?
– Меня скрутит среди ночи, – ответил старик. – Я, может, даже вскочу с постели и заору как полоумный. А сейчас ничего, только в животе крутит да в затылке побаливает. Давай потолкуем, малыш.
И они толковали и пили до полуночи, а потом Том уложил деда и лег сам, и они еще долго не могли уснуть.
Около двух часов ночи старик внезапно проснулся.
Он огляделся вокруг, всматриваясь в темноту, пытаясь понять, где он находится, потом разглядел картины, мягкие кресла, лампу и коврики, сделанные Фрэнком, и сел на кровати. Он сжал кулаки. Затем поднялся, наспех оделся и, шатаясь, бросился к двери, словно боясь опоздать, пока не случилось что-то ужасное.
Хлопнула дверь, Том резко открыл глаза.
Где-то в темноте ночи слышался голос: кто-то звал, кричал, бросал вызов стихиям, во все горло выкрикивал проклятия, богохульствовал, и под конец послышался град неистовых ударов, будто кто-то колошматил стену или какого-то врага.
Спустя долгое время дед, волоча ноги, промокший до нитки, вернулся в дом.