Сборник бихевиорационализма

Один из авторов, Эрдманн, цитируемых Гуссерлем в «Логических размышлениях», представляет собой пример гибкости. Гуссерль пишет: «Опираясь на «пустой постулат наглядного мышления», мы должны, по его (Эрдманна) мнению, «допустить возможность, что бывает мышление», существенно отличное от нашего», и отсюда он заключает, что «логические основоположения обязательны только для области нашего мышления, причем мы не имеем никаких ручательств за то, что это мышление не может измениться в своих свойствах. Такое изменение возможно – коснется ли оно всех или только некоторых из этих основоположений, – так как их нельзя аналитически вывести все из одного. Не имеет значения, что эта возможность не находит себе опоры в высказываниях нашего самосознания о нашем мышлении – опоры, на основании которой можно было бы предусматривать ее осуществление. Она существует, несмотря на все это. Ибо наше мышление мы можем брать таким, как оно есть. Мы не в состоянии посредством нынешних его свойств наложить оковы на будущие его свойства. В особенности же мы не можем сформулировать сущность наших умственных процессов, словом, нашей души так, чтобы вывести из нее неизменность данного нам мышления».

18.

Образец новой логики несомненно представляет собой учение Гегеля в том его аспекте, где утверждается единство противоположностей в суждении. Его диалектика, если хорошо продумывать ее, вообще заводит в тупик, поскольку делает умозаключение невозможным. Какой собственно смысл в умозаключении, если всякое суждение, включает в себя как самое себя, так и обратное суждение и вообще говоря не может быть без своего полного отрицания, антитезиса? Как можно строить умозаключения в среде логики согласно которой «этот предмет бел, но в некотором отношении он же и черен» и прочего? Зачем собственно умозаключение вообще, т. е. пытаться выяснить является данный человек справедливым или несправедливым, если собственно мы сразу готовы логически признать, что он и справедлив и несправедлив.

19.

Если продумать логику Гегеля в ее отношении к умозаключению, то, оказывается, мы вообще не можем делать выводов относительно того сух предмет или влажен, хорош или плох, а можем говорить только о том, что он суховлажен или плохохорош.

20.

Таким образом сегодня сосуществуют две логики – классическая «механистическая» и немецкая диалектическая. Относительно проблемы двух логик – «механистической» и диалектической можно заметить следующее: если, критикуя «механистическую» логику, Кант говорит, что она позволяет говорить о вымышленных вещах, т. е. собственно говоря, говорить всякую чушь «лишь бы не противоречить себе», то относительно диалектической логики, как она была воспринята марксистами, можно сказать, что она позволяла говорить о реальных вещах (вещах, которые считает существующими подавляющее большинство) практически все, что вздумается, поскольку эта логика как раз позволяла противоречить самому себе.

21.

Диаматовец Ильенков пишет:

«Единственным теоретиком, которому удалось разрешить логические противоречия рикардианской теории так, что получилось не разложение, а действительное развитие трудовой теории стоимости, был Маркс. В чем же заключается его диалектико-материалистический способ разрешения антиномии? Прежде всего следует констатировать, что реальные противоречия, выявленные Риккардо, в системе Маркса не исчезают. Более того, они предстают здесь как необходимые противоречия самого объекта, а вовсе не как результат ошибочности мысли, неточностей в определениях и т. п. В первом томе «Капитала», например, доказывается, что прибавочная стоимость есть исключительный продукт той части капитала, которая затрачена на заработную плату, превратилась в живой труд, т. е. переменного капитала. Положение из третьего тома, однако гласит: «Как бы то ни было, в итоге оказывается, что прибавочная стоимость возникает одновременно из всех частей вложенного капитала».

22.